Временами казалось, она не поёт, а плачет, и песнь льётся из самого сердца. Одни фразы она пропускала, другие повторяла многократно, отчего они растворялись во мне долгим эхом. Возможно, тяжкая боль в её голосе и заворожила так толпу. Ни одной принуждённой нотки не скользнуло в её пении; строки были исполнены подлинной скорби и в этот раз звучали для меня как никогда прежде. Наконец, королева поднялась и, хоть её лицо скрывал капюшон, явно смахнула слезу. А после этого стала читать поминовение, которого я раньше не слышала.
— Внемлите, братья и сёстры! Услышьте слова матери нашего народа. Слова Морриган и её родичей.
Слова встали в горле, и королева на мгновение умолкла. Площадь бездыханно ждала.
Она поцеловала два пальца и воздела их к небу. Глубокая скорбь отягчала её движения.
«Во веки веков», — вторили люди. Я же пыталась уместить в голове услышанное. Слова Морриган и её родичей? Семь звёзд? Дракон?
Словно услышав что-то за спиной, королева осеклась, спрыгнула с балюстрады и растворилась в ночи. Через миг двери распахнулись, и на пустой балкон вбежал командир стражи с солдатами… И вдруг я заметила, что в паре шагов от меня стоит канцлер. Он, как и все, смотрел вверх, пытаясь осмыслить, что нашло на королеву. Я отвернулась, накинула капюшон и зашагала прочь, но следующей ночью соблазн вернуться пересилил всякую осторожность. Страстная молитва королевы что-то во мне всколыхнула. С наступлением темноты её величество появилась вновь, но в этот раз на восточной башне.
На третий вечер ко мне присоединились Гвинет и Берди. Королева вышла на крепостную стену под западной башней. Зачем она так разгуливает по карнизам и крышам? Неужели горе толкнуло на такие причуды?.. или вовсе лишило рассудка? Подобных поминовений я в жизни не слышала. С каждым вечером людей на площади прибавлялось, но нас туда вели слова, что никак не шли из головы. Четвёртой ночью она заговорила с колокольни собора.
«Впустите в сердца правду».
— А это точно королева? — спросила Гвинет.
Внезапно дремлющее у сердца сомнение встрепенулось.
— Отсюда не увидишь, — пригляделась я. — Но на ней королевский плащ.
— А голос?
Голос-то и поражал больше всего. Да, звучал он как у королевы, но в то же время нёс сотни других отголосков из прошлого, напоминая что-то извечное, как шёпот ветра. Он пронёсся сквозь меня, словно тая какую-то свою правду.
— Это не королева, — покачала головой Гвинет.
Берди решилась озвучить невозможное. То, о чём мы все думали.
— Это Лия.
Я поняла: они правы.
— Хвала богам, живая! — воскликнула Гвинет. — Но на что ей выдавать себя за королеву?
— Королеву чтут и слушают, — ответила Берди. — А кто послушает распоследнюю изменницу?
— Она хочет нас подготовить, — добавила я. Но к чему именно — не знала.
Глава пятидесятая
Полуночная луна вычерчивала очертания кабинета, тусклой белизной освещая узор оловянного кубка в моей руке. Я вернула его на витрину, к остальным диковинкам, собранным за годы службы. Эйсландский медальон, позолоченная ракушка из Гитоса, нефритовый медвежонок из Гастиньо — столько вещиц со всего континента и ни одной из Венды, с которой мы не поддерживаем дипломатических отношений. Будучи послом, вице-регент много времени проводил в утомительных разъездах. Хоть он никогда не жаловался на тяготы, по одному лицу было заметно, как он рад возвращаться домой.
Я закрыла витрину и уселась на кресло в углу. Как же приятно убаюкивал мрак. Так и забыла бы, где нахожусь, если бы не меч на коленях.
Возможности подходили к концу. Даже в замке стало так неспокойно, что на четвёртую ночь мне пришлось разговаривать с горожанами со стен аббатства… Благо, люди меня нашли. Сегодня, не сомневаюсь, и там выставят часовых.