Хотела ли она этого? Да, она наедине с этим мужчиной, но он расположился на диване, по другую сторону от стола, и обещал не прикасаться к ней. И да, она очень хотела увидеть, что скрывается у него под одеждой.
– Да…
Аса удовлетворенно вздохнул и снял наконец галстук, обнажив мощную загорелую шею.
Эва села, прижав альбом к груди, а он вопросительно поднял бровь и взялся за пуговицы жилета.
– Пожалуйста, – пробормотала Эва.
С его губ не сходила довольная улыбка, когда он расстегнул одну, потом взялся за вторую. Сюртук он не снял, как будто знал, что это будет уже слишком. Покончив с пуговицами жилета, он развел его полы в стороны, продемонстрировав рубашку, мятую и грязную после дневных приключений.
Аса взглянул на хозяйку гостиной с некоторым вызовом, и Эва решила, что она не трусиха… в душе, в самой ее глубине, поэтому твердо проговорила:
– Да, ее можно расстегнуть.
Аса ухмыльнулся, явно довольный, и его крупные пальцы с мучительной медлительностью принялись проталкивать маленькие пуговички через крошечные петли. В конце концов, он добрался до последней пуговицы и, внимательно наблюдая за Эвой, развел полы рубашки, обнажив изрядную часть загорелой груди, покрытой темными волосками. Но этого было мало: она не видела соски, живот, – хотя и то, что открылось взору, было великолепно: впадинка у основания горла, напряженные мышцы шеи, крупные ключицы, исчезающие под рубашкой.
Она еще никогда не видела так много мужского тела, и ей следует бояться: мужчина наедине с ней в ее комнате, сидит на ее диване, расстегнув рубашку, – но ей почему-то не было страшно, вот что удивительно. Она не боялась этого мужчину, нисколечко, и осознание этого осветило ее лицо улыбкой.
Аса поймал ее взгляд и кивнул, не посчитав нужным что-то говорить, но его губы тоже улыбались.
Эва открыла альбом и приступила к работе. Рисование всегда доставляло ей удовольствие и, главное, успокаивало. В комнате стояла полная тишина, слышен был только скрип карандаша по бумаге. Мистер Мейкпис не шевелился. Ему, казалось, нравилось просто сидеть и смотреть, как она на него смотрит.
Эва продолжала рисовать, пока настенные часы не пробили десять.
Мистер Мейкпис встал, потянулся и, сладко зевнув, словно только что проснулся, принялся застегивать рубашку:
– Пожалуй, мне пора.
Эва прикусила губу с явным сожалением, но закрыла альбом и тоже встала.
– Спасибо, мистер Мейкпис.
Он перестал застегивать пуговицы и усмехнулся.
– Мне кажется, ты уже можешь называть меня Аса, поскольку видела меня полураздетым.
Эва с трудом подавила улыбку.
– Ну, не то чтобы полу…
– Ладно, на четверть, – усмехнулся Аса, засовывая галстук в карман.
– На четверть, – согласилась Эва.
Аса опять ухмыльнулся и уже пошел было к двери, но вдруг щелкнул пальцами, кое-что вспомнив.
– Чуть не забыл! Мне сообщили, что к нам приедут два кастрата – настоящие итальянцы, – и мы с Фогелем выберем одного для нашей оперы. Поскольку контракт будет оплачен деньгами Монтгомери, ты, наверное, тоже захочешь послушать.
Эва в восторге захлопала в ладоши.
– Да, конечно.
– Тогда до завтра. Они приедут к одиннадцати часам. Спокойной ночи, мисс Динвуди.
Он так быстро покинул гостиную, что Эва не успела ничего ответить.
Постояв некоторое время в задумчивости, она подошла к столу, написала короткое послание и вызвала Жана-Мари.
Верный друг почти никогда не ложился раньше полуночи, поэтому и сейчас пришел полностью одетым. Эва внимательно посмотрела на него и впервые заметила сеточку морщин в уголках его добрых глаз. День был очень долгий, все устали.
– Я тебе когда-нибудь говорила, как высоко ценю твою дружбу, Жан-Мари?
– Нет, но этого и не требуется: достаточно слышать твой голос, моя голубка. – Он вопросительно поднял брови. – Ты для этого подняла меня с теплого кресла у камина? Чтобы задать этот вопрос?
– Нет. – Эва протянула ему записку. – Как только рассветет, пошли мальчика в таверну «Однорогий козел». Мне нужен Элф.
Глава 8