Очаровательный повеса

Должно быть, чутье подсказало ему, при каких условиях пускают в этот дом, потому что лицо верного стража прояснилось, он кивнул и сделал шаг в сторону:

– Проходите. Мы можем поговорить в кухне.

Они миновали вестибюль и прошли по коридору в заднюю часть дома, где располагались хозяйственные помещения. При их появлении прелестная рыжеволосая женщина, которая что-то мешала в котелке, несказанно удивилась.

– Тесс, – проговорил Жан-Мари, – у нас гость. Это мистер Аса Мейкпис, владелец «Хартс-Фолли». Мистер Мейкпис, это Тесс Пепин, кухарка мисс Динвуди и моя жена.

Откровенная гордость, с которой он произнес эти слова, не могла не вызвать улыбки. Аса никогда не слышал, чтобы чернокожий женился на англичанке, но после стольких лет в театре уже мало чему удивлялся.

Он учтиво кивнул:

– Миссис Пепин…

Кухарка в мгновение ока стала пунцовой и уронила ложку.

– О! Рада познакомится с вами. Не хотите ли чаю?

– Буду очень признателен.

Аса целый день занимался расчисткой завалов – даже перекусить не удалось, – и теперь голод давал о себе знать.

Миссис Пепин кивнула и занялась приготовлением чая и закусок:

Аса взглянул на Жана-Мари, и тот предложил, указав на видавший виды стул возле кухонного стола:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Аса уселся и опять посмотрел на кухарку, наливавшую воду в чайник. «Осведомлена ли она о проблемах хозяйки, как ее муж?» Тот, судя по всему, понял, о чем думает гость.

– Мы женаты уже три года, но работаем у мисс Динвуди гораздо дольше. Мне потребовалось два года ухаживаний, чтобы уговорить Тесс стать моей.

Кухарка, смутившись, со слабым упреком взглянула на мужа, а Жан-Мари ухмыльнулся в ответ, показав белые зубы, ослепительные на фоне черного лица.

– Но могу вас заверить, что игра стоила свеч: я ни на секунду не пожалел, что так долго ждал.

Тесс залилась краской и, что-то пробормотав себе под нос, принялась накрывать на стол.

Аса спрятал улыбку и уже серьезно взглянул на Жана-Мари.

– А как давно ты служишь мисс Динвуди?

– Больше десяти лет, но вы ошибаетесь: я нахожусь на службе у герцога Монтгомери, так же как моя жена и Руфь, горничная мисс Динвуди. Его светлость полностью обеспечивает свою сестру.

Тесс грохнула чайник на плиту, резко развернулась и наставила на мужа ложку:

– Ты уже давно ничего не должен, а он до сих пор не позволяет тебе жить так, как хочется, и заниматься тем, к чему лежит душа.

Она замолчала, взглянув на гостя, прикусила губу и отвернулась к плите.

Аса задумчиво прищурился. Почему-то всегда все возвращается к герцогу. Вспомнилась первая встреча с герцогом Монтгомери. Они с Аполлоном пили вино на руинах сгоревшего театра. Аса к тому времени хоть и прикончил уже бутылку, но отлично запомнил золотистые волосы герцога, жеманные манеры и экстравагантные пышные кружева на запястьях. В то время Асу больше всего заинтересовали деньги, которые герцог предложил: совершенно нежданная удача, на которую он никак не мог рассчитывать. Он решил тогда, что герцог – обычный аристократ-денди, который, повинуясь капризу, заинтересовался театром, но теперь, годом позже, узнал его лучше. Монтгомери сам нанял Маклиша, чтобы спроектировать и построить театр для парка развлечений, но настоял, чтобы все было готово уже к осени, да и вообще совал свой аристократический нос во все дела «Хартс-Фолли».

Аса больше не относился к Монтгомери с пренебрежением, несмотря на некоторые странности этого человека.

– Как тебя нанял Монтгомери? – спросил он у Жана-Мари.

– Это целая история. Хотите ее услышать?

Аса кивнул.

Черный гигант, явно довольный, выдвинул стул и расположился за столом.

– Я был рабом на сахарной плантации в Санта-Доминго, в Вест-Индии. Меня привезли туда еще ребенком из Африки – по крайней мере, так говорила моя мама. – Жан-Мари вздохнул. – Она умерла, когда мне было лет семь-восемь, так что больше я ничего о себе не знаю: где родился, в какой семье… Я вырос на плантации среди африканских рабов. Хозяйка во мне души не чаяла, поэтому взяла меня в дом, где я выполнял несложную работу. Это ведь куда лучше, чем гнуть спину на плантации. Все изменилось, когда моя хозяйка умерла. Мне тогда было пятнадцать. Домой приехал ее старший сын и, увидев, что я молод и силен, отправил меня работать в поле. Но я уже к тому времени избавился от рабской покорности, когда надсмотрщик стал бить хлыстом старую женщину за то, что слишком медленно работала, вырвал хлыст из его рук. Потом меня, конечно, скрутили, и надсмотрщик превратил мою спину в кусок мяса – до сих пор остались шрамы.

Жан-Мари больше не улыбался, его лицо был мрачным, и его жена, поставив котелок с жарким на стол, положила ладонь мужу на плечо.

Он накрыл ее руку своей и продолжил:

– Потом меня подвесили за руки на всю ночь, чтобы другим неповадно было, но я сумел освободиться и сбежал. Только вот убежать далеко мне не удалось. – Он посмотрел на жену, и лицо его просветлело. – Садись с нами, дорогая: давай попробуем твое великолепное жаркое.

Тесс кивнула, принесла две миски и села рядом с мужем, почти вплотную, словно хотела своей близостью утешить, успокоить.