Очень личная книга

Мой дедушка был хорошо для своего времени образован, работал мастером на Юрьевецкой бумаго-канительной мануфактуре, выпускавшей льняные и хлопчато-бумажные ткани, а мастер в те времена исполнял роль, аналогичную обязанностям начальников цехов в наше время. У него был красивый почерк, он свободно пользовался тогдашним главным вычислительным аппаратом – счетами, и, придя с работы, нередко подолгу сидел с какими-то объемистыми бумагами, что-то подсчитывал и чертил, смотрел в разные документы, разложенные на большом столе веером от него, и сравнивал написанное в них.

Помимо этого он прекрасно знал нотную грамоту, многие годы кроме основной работы руководил церковными хорами (был регентом), записывал партитуры церковных вокальных произведений, сам писал музыку. Мне удалось сохранить довольно большую коллекцию дедушкиных нот, написанных его рукой, росписей по партиям для восьмиголосного хора таких композиторов, как Бортнянский, Рахманинов и других. У него самого был сильный голос, баритон, и я помню, что когда мы приходили в церковь вместе с ним, он, осеняя себя крестом, задерживался на секунду на паперти. Он прислушивался к хору певчих, и если вдруг слышал, что хористы фальшивят, делал несколько шагов вперед, оказываясь внутри под сводом церкви, и громким голосом, перекрывающим весь хор, подхватывал мелодию и вел её чисто, после чего замолкший было хор вступал снова и уже пел без ошибок. Старушки на паперти, наблюдавшие всю эту сцену, шептались между собой, по-волжски окая и говоря простецки:

– Вона, Ляксандр-то Василия, осерчали. Небось, неправильно пели. Вот он их и направили.

Моя бабушка Анна Ивановна (урожденная Волкова) и дедушка Александр Васильевич Кузнецов в Юрьевце после свадьбы

Мама и тетя Галя Кузнецовы вместе с их родителями у нас дома 1 мая 1949 г. Мне было 13 лет. Фото П.А. Вышкинда

В конце войны Сталин вдруг разрешил восстановить церковную службу в стране, запрещенную ранее на несколько десятилетий. Служить, конечно, разрешили только в очень малом числе храмов, да и то самых маленьких и удаленных от центров городов, или в церквях на кладбищах. Точно так поступили и в Юрьевце: служба началась в прикладбищенской церкви, а дедушку настоятель церкви попросил стать старостой и руководить советом прихожан (позже советские власти спохватились, церковные советы перешли под контроль Совета по делам религии Совмина, а в областях под контроль местных управлений по делам религии). Это доверие настоятеля церкви, Александра Ивановича Скобелева – человека высочайшей культуры и широчайшего образования – говорило о том, каким в городе уважением пользовался дедушка. Теперь все финансовые и организационные дела церкви вел он, он же был ответственным перед местными и областными властями.

Надо отметить, что когда власти разрешили возобновить службу в церкви при кладбище, её правильнее было бы называть часовней. Хотя это было довольно высокое и немалое строение, и в нем в прежние времена отпевали усопших и выполняли некоторые другие церковные нужды по православному обряду но алтаря в белокаменном и довольно внушительном строении не было. Поэтому первое, за что взялся мой дедушка после назначения его на прицерковную службу, было пристраивание к зданию алтарной части. Дедушка нашел архитектора, нанял строителей (многое делалось почти бесплатно или авансом, ведь наличных средств после возобновления службы в первое время не было, и взять их было неоткуда). Но дедушка, видимо, был хорошим организатором, и за ним еще с царских времен шла слава высокопорядочного человека. Ему удалось нанять строителей разных специальностей. За весну и лето алтарный придел был завершен, после чего служба в церкви пошла во всем нужном объеме. Однажды на моей памяти в Юрьевец даже приехал из Иванова архиерей, который, как мне кажется, и освятил вновь отремонтированную и перестроенную церковь.