Мистер Фентон водил хорошо. Это было его единственным физическим достижением, если не считать полноты; потому что, хотя в последние года два он стал заядлым игроком в крикет, играл он скорее плохо, чем хорошо, с видом человека, предпочитающего играть неважно, отдавая дань литературной традиции. Ведя автомобиль, он с приятным удовлетворением, которое, правда, время от времени покидало его, думал о своих переговорах с ростовщиком. Он был, как ему казалось, совершенно в образе, вплоть до того, что потихоньку, прежде чем войти, снял галстук и поднял воротник пальто. Продемонстрировав, таким образом, свою бедность, он изложил историю о больной жене Джесси, которой в свое время преподнес эти часы как свадебный подарок, и о насущной необходимости вывезти ее за город на две недели. Его зовут Уильям Мейкпис Теккерей — да, подумал мистер Фентон, тоже очень неплохое имя. Ростовщик, которому, судя по всему, было все равно, сколько у мистера Теккерея больных жен, неохотно выдал ему двенадцать фунтов десять пенсов. Мистер У.М. Теккерей покинул лавку с квитанцией в кармане жилета. Нашел свой автомобиль. Вновь повязал галстук и отогнул воротник. И тут он вспомнил о Джулии и о насущной необходимости вывезти
Джулия Трехерн была необычайно красивой и умной актрисой, замужем за своим Искусством и мистером Аллисоном уже десять лет, и не имела ни малейшего намерения изменять ни тому, ни другому. Она действительно преданно любила и Искусство, и мужа. Но и она, и мистер Аллисон прекрасно понимали, что актрисы отличаются от других женщин и что в известных границах ей необходимо быть всем для всех мужчин, в особенности, если они имели или могли иметь отношение к театру. Джулия держалась точно в установленных границах, получая большое удовольствие, и, как и муж, заботилась о том, чтобы это не получало огласки. Мистер Арчибальд Фентон (который, однако, не вполне знал правила) был ее последним завоеванием, и он только что вспомнил, что в пятницу у нее день рождения.
В пятницу. А сегодня среда. Приобрести ей подарок можно было бы без труда еще до отъезда из Лондона, но слишком поздно выбирать что-либо особенное, что он сделал бы с любовью и вниманием, вспомни он раньше. А ведь подарок дожидается его: часы с выложенной бриллиантами буквой «Д» — Джулия!
Мистер Фентон вернулся в лавку. С извинениями и упоминаниями о дядюшке Мейкписе, у которого, как он вдруг вспомнил, он еще не занимал, выкупил часы. Он понял, что, если бы продумал все это раньше, то мог бы купить их прямо у Нэнси дешевле, но он был удивительно честен в денежных делах и не пожалел, что подписал чек, который отправил ей. Он забрал часы с собой в дом. Они лежали у него в кармане, когда он поднимался к Хрустальному Дворцу. Завтра он отошлет их Джулии вместе с письмом… с таким письмом… и тогда! — кто знает? Даже, может быть, в следующее воскресенье…
Спускаясь по Ривер-Хилл, он остановился, думая об этом, и принялся составлять письмо. Когда он подъезжал к Танбриджу, оно превратилось почти в поэму…
ЧЕТВЕРГ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
НАСЛЕДСТВО ЧЕТВЕРТОЙ ГУВЕРНАНТКИ
Полусонная Дженни повернулась на спину и смутно различила над собой скелет огромного животного.
Она уже видела его раньше… в музее естественной истории, куда ее часто водила третья гувернантка. Это был мега — и что-то дальше, но не мегафон, совсем другое. «Вот это, Дженни, одно из тех животных, о которых я тебе рассказывала, они жили за много-много лет до того, как на Земле появились маленькие девочки. Их называют доисторическими животными, потому что они жили раньше, чем были написаны исторические книги. Понимаешь, исторические книги не могли быть написаны, потому что не было никаких мужчин или женщин, которые могли бы написать их!» «И Адама и Евы?» — спросила Дженни, и третья гувернантка, не зная точно, как поступить, потому что это все очень сложно и не хочется разрушать невинную веру ребенка, решила, что пора идти домой. Но прежде чем уйти, они провели несколько минут у клетки с колибри, поскольку колибри совершенно безопасны и не могут заронить всяких мыслей в чью-либо головку…
Для Дженни скелетом больше или меньше в этой забавной мешанине в голове не имело значения. Она повернулась на левый бок, свернулась калачиком и снова уснула. Но ненадолго. Солнце медленно поднималось над деревьями на лугу и пробивалось сквозь шторы; за открытыми окнами скворцы неутомимо передразнивали друг друга и разных других птиц, в топке печи гуляла кочерга; животные медленно поднимались при звуках голосов, и раздавался непрерывный стук копыт по камням. Сон Дженни не мог бороться с напором нового дня. Она проснулась… и задумалась, где находится.