Очень недолгая сенсация

Шлю вам все свою любовь вместе с этой безделушкой, которую решил подарить вам на день рождения. Это ваш месяц, самый прекрасный в году, и я приехал сюда, чтобы приветствовать его. Только что, гуляя по саду, я раздумывал, чего ему не хватает для совершенства, — и ответ пришел сам собой — Джулии! Если бы здесь хоть ненадолго появилась Джулия! Не могли бы вы приехать сюда в воскресенье утром и пообедать — или все, что вам захочется — со мной? Я один, мы сможем поговорить, я покажу вам свой сад. «Вы глупец, — слышу я ваш голос — у меня уже десять приглашений на воскресенье!» Но, Джулия, вы даже не разобрали их надлежащим образом, поэтому оставьте их без внимания. Оставите? Спасибо вам, дорогая. А теперь бросьте взгляд на свои новые часики и скажите себе: «Он считает часы до моего прихода, он считает часы…» — Приходи!

Мистер Фентон перечел написанное и остался более или менее доволен. Дело было за подписью.

Как подписаться?

В их последнюю встречу она поздоровалась с ним: «Привет, забавник!», но вряд ли можно поставить под письмом такого рода подпись: «Забавник».

«Арчибальд»? Но никто не звал его Арчибальдом.

Тогда «Арчи»? Она никогда не называла его Арчи; она вообще не называла его сколько-нибудь определенно (разве что «забавником»); иногда она обращалась к нему «дорогой», но совершенно так же она обращалась к сотне других. Если он подпишется «Арчи», как она догадается, что это он? Наверное, не догадается. И адрес ей ничего не скажет.

Нужно подписаться «Арчибальд Фентон». В этом нет никакой интимности, но в конце концов такова его подпись, и она в некотором смысле даже придает письму ценность.

Приходи! Арчибальд Фентон.

Мистер Фентон подумал, — и, наверное, ему можно простить эту мысль, — что в самом деле «Приходи! Арчибальд Фентон» достойное окончание письма и годится для любого адресата.

II

Мисс Эмили Гэдерс, пятидесяти четырех лет, сунула в рот кусочек ячменного сахара и поставила баночку на полку. Джордж Алфред Хикли, четырех лет, держал в руке кусок побольше. «Закрой дверь, Джордж, будь умницей», — попросила мисс Гэдерс. Джордж Алфред Хикли закрыл. Он всегда был готов закрыть дверь, чтобы можно было снова открыть ее и при этом зазвенел бы колокольчик. «Не надо, Джорджи, не надо!» — твердо сказала мисс Гэдерс после третьего звона, и Джордж Алфред Хикли, сочтя, что она, возможно, права, оставив дверь открытой, снова вышел на солнышко с видом человека, у которого так или иначе есть ценная вещь. Но тут произошли некоторые события. Подъехал автомобиль, остановился, из него вышел человек, взял пакет и направился к почте. Джордж Алфред Хикли посасывал свой ячменный сахар и ждал.

— Привет, Томми, — добродушно сказал мистер Фентон. — Что, ячменный сахар? — спросил мистер Фентон и, не получив ответа, добавил: — Отлично! — и нежно потрепал Джорджа Алфреда Хикли по головке.

Затем, чувствуя, что принял достаточное участие в деревенской жизни на сегодня, он вошел в дверь и закрыл ее за собой. Джордж Алфред Хикли открыл дверь, чтобы мисс Гэдерс знала, что кто-то пришел…

— О Господи, — произнесла мисс Гэдерс, быстро проглотив сахар, — да ведь это мистер Фентон! Вы наш гость, мистер Фентон.

— Доброе утро, — весело сказал Арчибальд, потому что утро и в самом деле было прекрасное, а Джулия становилась все ближе с каждой минутой. — Отправьте, пожалуйста.

Он вручил ей пакет, и начальница почтового отделения занялась своим делом.

— Можно сказать, собрались всем кланом, — лукаво сказала она, продолжая писать.

— Простите?

— Ваш брат снова у Бассеттов, не так ли, мистер Фентон?

— О! — холодно произнес Арчибальд.

— И ваша сестра, как я поняла.

— Моя сестра?

— Мисс Наоми. Она была здесь, звонила по телефону. Очень романтично. Ее подруга растянула лодыжку, я бы сказала, а потом она обнаружила, что брат совсем рядом.