Очерк современной европейской философии

Взятые в таком плане молекулы могут составлять структуру, а не просто составлять предметы; предмет не просто состоит из молекул, а то сцепление молекул, без которого, скажем, водород не есть водород, — это структура водорода. Какие‑то вещи, следовательно, безразличны по отношению к структуре, в этом смысле структура не зависит от материального состава предмета. Это еще один момент, который нужно пометить: структура есть нечто, что не зависит от содержания, или материального состава, своих частей, или элементов. В принципе о всяком предмете, о котором мы говорим, что у него есть структура, мы сразу должны предполагать, что составляющие его части могут быть безразличны по отношению к структуре и не входить в нее (даже если эти составляющие части всегда есть эмпирически). И следовательно, со стороны структурного анализа они никогда не учитываются и не рассматриваются. Вот основной смысл понятия «структура», который лишь частично вошел в структурализм, <…> вошел в том же составе в структурализм, сильно модифицировавшись, потому что понятие «структура» в структурализме употребляется совершенно в другом смысле, и тот факт, что остается одно слово для обозначения разных вещей, вводит в заблуждение.

Как вообще может относиться то, что я сказал о столе, иллюстрируя понятие структуры, к сознательным явлениям, которые вообще заведомо нельзя разделить на пространственно видимые, или пространственно различимые, части? Первый (и основной) новый оттенок и новый смысл (если он был) в понятии структуры — это представление, или понятие, или допущение о дифференциале, о дифференциальных различиях (на основе чего весь этот метод и направление оформились). И теперь нам нужно, чтобы понять суть дела, соединить дифференциал, или дифференциальные различия, с тем, что я сказал, заканчивая в прошлый раз лекцию, а именно что основная идея структурализма в том, что в предмете происходят процессы, и некоторые сознательные выражения рассматриваются не как выражения готового содержания, а как следствие происходящих процессов, в том числе неявных процессов, действующих сил, — не сил интенций сознательного выражения, не сил готовой мысли, которая ищет для себя форму выражения и берет любой инструмент, от этого не меняясь. Мы знаем, что мысль транспонирована в разные способы выражения, в этом смысле все способы выражения являются инструментами мысли. Структурализм пытается на язык посмотреть совершенно иначе: не просто как на инструмент мысли, а как на стихию, как на собственной жизнью живущее тело, в котором, повторяю, происходят процессы, которые мы сначала воспринимаем как явления, за которыми читаем психологию, то есть индивидуальные намерения авторов и высказывателей. А мы должны читать процессы.

В связи с дифференциалом нам станет немножко яснее, что это значит. Прежде всего эта каша заварилась, конечно, в лингвистике, связанной с дифференциалом, хотя параллельно аналогичная идея совершенно на другом материале развивалась в физике, и я попытаюсь одно пояснять посредством другого, если это удастся.

Лингвисты, прежде всего Соссюр (Фердинанд де Соссюр), которого я упоминал как отца современного структурализма, обнаружили, что в языке имеют значение не элементы сами по себе (скажем, таким элементом может являться фонема, или, грубо говоря, звук, или монема — это уже содержательное языковое образование), а различия между ними. Скажем, в арабском языке значение имеет не звук r (я напишу его латинской буквой, по‑арабски я не знаю) сам по себе, а различие между r1, r2, r3

[118]. Оно работает в качестве фонемы или их обозначает. Во французском языке r не имеет дифференциального значения, то есть как бы оно ни было произнесено, я уже не говорю, как бы оно ни было написано, французское

r узнается как r, иными словами, различие между r1

и r2 не несет на себе никакой значимой нагрузки. А в арабском — наоборот. Скажем, в одном языке играет роль различие между v и b и является дифференциалом, а в другом языке, например в испанском, они же не имеют дифференциального значения. Я приведу пример монемы, чтобы сразу пояснить, в чем заключался первый сделанный шаг. Скажем, я возьму из русского языка слово «видит» (здесь две значащие единицы). Это совершенно ничего не значащее, казалось бы, образование — «вид‑ит» — нет никакого референта, нет денотата, — а тем не менее оно значит. Что оно значит? Да ведь всякий знающий русский язык понимает, что речь идет о третьем лице, которое «видит». Следовательно, это языковая единица, то есть единица значения.