Очерки из будущего

– Теперь, сэр, – сказал полковник Потоский, – объясните, как вы здесь оказались, и позвольте мне сказать вам, что ваша жизнь зависит от того, насколько правдивым будет ваше объяснение. Не говорите слишком быстро, так как мне приходиться записывать то, что вы говорите.

На мгновение я заколебался. Было совершенно невозможно, чтобы они поверили в мою историю. Но я был готов к этому. И, кроме того, что еще я мог сказать? Это была правда, и ее можно было легко проверить, если бы они телеграфировали в Лондон. Итак, в основном в надежде возбудить их любопытство, чтобы побудить их телеграфировать в Лондон, я рассказал им историю, которую уже поведал читателю. Осмелюсь сказать, что я рассказал ее более подробно, ибо, как говорит доктор Джонсон, приближение смерти имеет тенденцию сильно концентрировать ум. Полковник Потоский записывал все, что я говорил, прерывая меня лишь изредка, когда у него возникали сомнения в точном эквиваленте моих слов на языке, на котором он писал, или когда он переводил для пользы генерала, чье знание английского было весьма несовершенным. В конце я убедительно попросил их телеграфировать моей тете, Вентворту, господам Брауну и Джонсу и некоторым другим. Когда я закончил говорить, члены суда несколько минут совещались по-русски, но, судя по их лицам и тону их голосов, я не ожидал ничего хорошего. Затем полковник Потоский сказал мне:

– Я не знаю, что делать. Вы слишком умны, или, возможно, недостаточно умны. Ваша попытка сойти за сумасшедшего провалилась, потому что ваша история слишком последовательна.

– Но, – вскричал я, – ради Бога, телеграфируйте…

– Прекратите этот вздор, сэр, – прервал Потоский сердитым голосом. – Где средсва сделать то, что вы просите? И если бы мы были настолько глупы, чтобы телеграфировать вашим сообщникам в Англии, неужели вы думаете, что мы поверили бы их словам о такой истории, как вы рассказали? Мы чрезвычайно обязаны вам и вашим друзьям в Англии за ту оценку, которую вы дали нашим сведениям, и мы смиренно надеемся, что ваша судьба покажет, насколько мы благодарны вам за это. А теперь ступайте, через час или два вас отправят с отчетом об этом расследовании в Кизил-Арват. Генерал Тургенев, офицер, который в настоящее время командует войсками в Туркестане, ознакомится с отчетом завтра, и, если он не поверит в историю, которую вы нам рассказали, а это вряд ли, вас повесят в течение дня, потому что мы не тратим порох и пули на шпионов. Тем не менее, я хотел бы сделать вам одно предложение. Как бы низко мы ни опустились в шкале интеллекта, мы не равнодушны к преимуществам торговли, и если вам есть что продать, например, любую информацию, которая может быть нам полезна, мы, возможно, отдадим за нее вашу жизнь; ваша свобода – это, конечно, другое дело. Но помните, что в этих краях не принято торговаться, и как только вы попадете в руки палачей, с вами будет покончено. Вы должны извинить нас, если, учитывая возможность того, что вы поступите так же, как и многие другие, а именно, подумаете о том, что лучше сделать, и купите свою жизнь полным признанием, мы примем меры, чтобы помешать вам продолжать ваши, несомненно, очень ловкие изыскания.

Здесь он сделал небольшую паузу. До этого момента он говорил тоном, в котором смешались сарказм и приказ. Затем с улыбкой и очень умным выражением лица он добавил в знакомой, но располагающей манере:

– В конце концов, что толку заниматься каким-либо делом, если не делать его от всего сердца? Вы верно служили англичанам до сих пор. Вероятность воны обернулась против вас. Это не ваша вина, а их. Почему бы не послужить отныне нам? Мы заплатим не хуже, а может быть, и лучше. Ну, что скажете? Выкупите вы свою жизнь или нет?

Я не ответил, потому что мне нечего было сказать в ответ на его речь, и еще потому что я был слишком поглощен огромным вопросом, который был передо мной поставлен, чтобы думать о какой-либо обычной форме общения. Полагая, несомненно, что я обсуждаю этот вопрос с самим собой и что вскоре я буду в более податливом настроении, он сказал:

– Прекрасно. На сегодня суд с вами закончил. В будущем любые предложения должны исходить от вас. Но помните, что мы здесь довольно суровые.