Мы становимся на сторону человечества, которое шире, старше, бесконечно благороднее, чем все государства, которые, исторически говоря, являются временными надстройками, весьма сомнительной ценности и, без сомнения, не очень значительной прочности. Человечество будет жить и после того, как государства исчезнут, его полная и настоящая жизнь станет развертываться только тогда, когда людей перестанут отделять друг от друга искусственные преграды, подобно тому, как в зверинцах старого типа зверей разделяют железными перегородками клеток.
Никто не имеет права возбуждать одних людей против других для целей взаимного истребления. Если надменность и жестокость древнего Рима заставляли пленников убивать друг друга, выступая гладиаторами в цирке для забавы императора и народа, то ведь это зрелище давно отжило свое время, — хотя многие виды современного спорта сильно напоминают его. Войны тоже будут казаться нам коллективным преступным безумием уже в ближайшем будущем. Они казались бы такими уже и сейчас и гораздо более широким кругам, чем довоенные гуманисты и нынешние анархисты, если бы, как я пытался объяснить это выше, не обманчивые фразы: «революционные войны," «войны за независимость," «демократические войны.» Эти фразы обольщают даже социалистов и некоторых анархистов.
Но такие войны перестали происходить после американской и французской революций, продолжением которых были национальные войны в духе Гарибальди. Это время прошло. Множество вооруженных наций управляют теперь безоружными нациями, которые могут только восставать, но не могут более вести правильную войну. Нет необходимости объяснять, на чью сторону станут анархисты в случае восстания. Настоящие войны между одинаково вооруженными государствами возможны теперь только для целей грабежа и притеснения, а это не может вызвать ни малейшего сочувствия у гуманистов и анархистов. Таким образом, то положение, которое создалось в 1914 году и вызвало колебания у некоторых анархистов, уже не может более возникнуть, и весь вопрос, благодаря этому, сильно упростился.
Но враги, то есть, все те, кто заинтересован в войне и желает нажиться на ней, пускают в ход все средства, чтобы затемнить эти ясные вопросы. Нас все еще немного и перед каждым из нас — огромная агитационная задача. Без сомнения, необходимо действовать, но для того, ' чтобы быть плодотворным, это действие должно быть основано на знании и интеллектуальной мощи. В содействии этому и состоит наша великая работа. В пробудившейся Испании мы видим, как много может быть сделано путем согласования усилий разных групп. Ясное понимание вопроса о войне приводит к анархизму — и обратно. Здесь мы имеем, таким образом, широкое понимание обоих интересов, которое приведет к пополнению наших рядов новыми людьми. Для нас, анархистов, существенно важно не упускать эту проблему из виду. Мир, свобода, солидарность, грядущая анархия так же неразрывно связаны между собой, как война, власть, себялюбие и грядущий всеобщий гнет и разрушение. Неужели так трудно выбрать правильный путь?
(1931)
АНАРХИЗМ И НАЦИОНАЛИЗМ
Что такое национализм? С моей точки зрения, это именно то состояние, когда нечто хорошее превращается в нечто плохое. Например, когда употребление становится злоупотреблением, индивидуализм становится эгоизмом, собственность для личного потребления становится монополией, свобода — распущенностью или тиранией. Одним словом, это состояние, когда перейдена граница, допущена чрезмерность. Именно таким состоянием вырождения является национализм.
Национальность является общей характеристикой коллектива людей данной местности, вызывающей ощущение уюта и домашности, — такие чувства, каких эти люди не испытывают по отношению к чужакам. Если, однако, из этой дифференциации возникают надменность, вражда, чувство превосходства, презрение к чужакам, тогда национализм превращается в отрицательное, антисоциальное чувство. Это вырождение естественного и вполне социального чувства, чувства солидарности в пределах данной местности, без сомнения имеет очень старые и глубокие корни во всех многочисленных причинах, разделяющих людей. Но прогресс означает уничтожение этих причин и исчезновение всех форм вражды среди людей. Национализм также представляет собой, можно сказать, профессиональную болезнь авторитарного и социального общества и исчезнет, когда общество станет свободным и социальным.