Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

У Термина, бога межей, если посмотреть на него не вчуже, как на поставленный человеку предел, а изнутри, как на некое пограничное состояние, пограничное стояние между двумя полями, обнаружится еще смысл: посредничество, сочетание и примирение разделенного. У Шеймаса Хини, выросшего на границе двух миров, католического и протестантского, воспитанного двумя культурами, ирландской и английской, есть стихотворение «Terminus», в котором римский бог выступает учителем равновесия:

А все-таки, если иначе взглянуть,Два ведра легче нести, чем одно.Я вырос, привыкнув изгибом спиныУравновешивать ношу свою.

Термин может считаться и богом-покровителем переводчиков. Я заметил это много лет назад, написав «Песню межевого камня»:

На меже лежит камень, на неудобье,Между двух полей лежит, наподобьеПереводчика – или его надгробья.

Оден в своей оде утверждает, что величайшей милостью жизни является чудо взаимопонимания, то самое «чудо Пятидесятницы», когда на человека как будто сходит Святой Дух, и «каждый вдруг понимает язык другого». Тем же заканчивается и моя переводческая ода:

…Тихо в поле. В глазницах кремнёвых сухо.Зачинается песнь от Святого духа.Это камень поет – приложите ухо.

Это совпадение, замеченное мной не сразу, – значит, не случайно я выбрал у Одена это стихотворение! – лишний раз доказывает, что связь между подлинником и переводом – корневая, что настоящая работа начинается задолго до того, как произойдет реальная встреча текста и глаз; только поэтому перевод и оказывается возможным.

Что касается стихотворений «Я вышел в город погулять» и «Колыбельная», то они стали предметом отдельного интертекстуального разбора, предлагаемого ниже.

У. Х. Оден (1907–1973)

Похоронный блюз

Замолкните, часы; разбейся, телефон;Швырните мопсу кость – пускай уймется он.Сурдиною трубе заткните глотку, чтоб

Нежней играл Шопен; теперь несите гроб.Пускай аэроплан кружится в небесах,Вычерчивая там слова: Увы и Ах.Пусть шейки голубей украсит черный креп,Пусть им на площадях рассыплют черный хлеб.Он был моей рекой, и морем, и скалой,Шаландою моей, и ночью, и луной,Был солнцем из-за туч, рассветом из-за штор;Я думала, любовь бессмертна. Это – вздор.Тушите все огни – не нужно больше звёзд,

Снимайте солнца шар, срывайте неба холст,И океан в лохань сливайте, господа; –Ведь больше ничего не будет никогда.

Блюз римской стены

Над вереском ветер студеный гудит,Заеден я вшами, соплями умыт.С небес прохудившихся льет и течет,Я воин Стены, ее страж и оплот.Крадется туман между серых камней,Один я кукую без милки моей.

Чего я тут за морем жду-стерегу?Девчонка моя на другом берегу.Вокруг нее вьется носатый Фабулл,Схватил бы урода и в лужу макнул.Пизон – христианин, при нем не сбрехни,Он молится рыбе, а девкам – ни-ни.Колечко подружки я в кости спустил,Без девок и денег служить нету сил.Скорей дослужить бы да лямку долой,Хотя бы без глаза – вернуться домой.