Очерки по общему языкознанию

В ряде индоевропейских языков, например, на древней стадии их развития было засвидетельствовано двойственное число (в славянских, германских, греческих), уступившее в дальнейшем развитии этих языков свое место множественному числу, как категории более абстрактной. Это же явление наблюдается в хамито-семитских языках. В арабском, как и в греческом, можно по письменным памятникам проследить постепенное ограничение применения двойственного числа. В развитии индоевропейских языков можно наблюдать недостаточную дифференцированность временных значений в формах глагола (например, отсутствие четкого разграничения настоящего и будущего времени) и использование более конкретных по своему характеру видовых значений для передачи временных. То же самое имеет место в хамито-семитских языках, где грамматическая категория времени наименее развита (там, где она есть, она обычно недавнего происхождения) и временные значения передаются посредством видовых форм. Наконец, в развитии индоевропейских и хамито-семитских языков возможно указать известный параллелизм в формировании категории, которая выражается артиклем и способствует (говоря в общих чертах) индивидуализации выражаемого словом предмета независимо от конкретного лексического значения этого слова. Здесь также нельзя не увидеть параллельного процесса в направлении от конкретного к абстрактному.

Впрочем, с самого начала необходимо оговориться, что в применении к грамматическому строю языка трудно говорить о развитии отдельных его элементов в сторону большей абстракции вне их взаимосвязи с другими элементами грамматической системы языка. На это обстоятельство обратил внимание Марсель Коэн в одной из своих последних книг[326]

. В самом деле, то, что в одном языке может рассматриваться как выражение прогрессивных тенденций, то в других (в общей грамматической структуре) должно быть истолковано иным образом. Так, если обратиться к латинскому и греческому языкам в приблизительно одну и ту же эпоху их существования, то вскрывается следующая картина. Греческий язык гораздо медленнее терял двойственное число, в глаголе еще превалировал аспект (видовые формы), но определенный артикль уже существовал. Латинский же язык имел четкие различия прошедшего, настоящего и будущего времени, но не имел артикля. Таким образом, отдельные и изолированные явления не могут сами по себе служить абсолютными показателями развития языка в сторону, которая характеризуется все увеличивающейся абстрактностью категорий развивающего мышления.

Но вопрос о связи языка и культуры, конечно, нельзя рассматривать в узкой перспективе только морфологических изменений языка. Язык может реагировать на явления культуры и иным образом. Так, если история культуры не достигла в своем развитии соответствующего этапа и еще не знает письменности или нормативного влияния литературного языка (или же утрачивает его), то и язык этого народа оказывается менее упорядоченным, менее нормализованным. Не вызывает сомнения и то положение, что народ, находящийся на высокой ступени цивилизации, оперирует в речевом общении более абстрактными лексическими категориями, нежели народ более отсталой культуры. Лингвистика собрала богатый материал, свидетельствующий о том, что языки народов отсталой культуры часто не располагают словами, обозначающими родовые понятия (нет, например, слов для обозначения дерева или животного вообще, но зато имеется очень разветвленная номенклатура обозначений разных их видов и пород) и обладают формантами, классифицирующими слова по чрезвычайно конкретным признакам (так называемые классы слов).