При свете этих откровений – какая жуткая роль приходится на долю руководителей противобольшевистских организаций, работавших в контакте с немцами. И какой грех брали на душу те, что настойчиво толкали нас к Волге, на Царицын и одновременно обращались к ген. Эйхгорну с просьбой занять немецкими войсками Царицын, Торговую и Тихорецкую. Царицын – гиблый мешок: с севера и юга – большевики, с востока – большевики и Волга, с запада – немцы. Если бы немцы и не успели до своего падения сбросить нас в Волгу, то после их падения, в лучшем случае, маленькая Добровольческая армия, насчитывавшая в то время всего 9 тыс., лишенная базы, отрезанная от Черноморских портов и связи с союзниками огромным расстоянием и стотысячной армией Сорокина, оставив в распоряжение большевиков весь Юг России с его громадными человеческими и материальными ресурсами, могла бы, может быть, пробиться за Волгу, составив часть только еще формировавшегося и мятущегося Волжского фронта.
Тогда эти люди в своем неумеренном германофильстве могли заблуждаться. Но теперь, когда вскрыты все карты, заблуждаться уже нельзя. И если теперь в псевдонаучных трудах старательно причесывают историческое прошлое немецким гребешком и опорочивают, вопреки непреложным данным, пути Добровольческой армии, то это не искание «правды», a нечто другое: политическая борьба эмигрантского пораженчества с подлинно-национальным течением.
20
В такой международной обстановке в 1918 году, 20 лет тому назад, мне предстояло принять решение: на Царицын или на Новороссийск, с немцами или с союзниками? Не давая никогда державам Согласия никаких территориальных или экономических обязательств за счет России, противясь всемерно действиям, имевшим характер скорее оккупации, чем помощи, я вел борьбу в сотрудничестве с ними, понимая, что помощь их нам вытекает из их же собственных интересов. Не говоря уже о мотивах стратегических, моральных и политических, самый факт последовавшего вскоре полного крушения Германии и сопряженных с ней надежд и возможностей не служит ли неопровержимым доказательством правильности этого решения?
И вот через 20 лет мы опять стоим перед «решениями». В иной политической обстановке, без вооруженной силы, без территории, но – сохранив еще, видимо, достаточную ценность, если на нас ведут напор – одни, чтобы нас закабалить, другие – чтобы нас разложить и уничтожить.
Эти решения тем более трудны, что можно ждать повторения того политического сумбура, который царил в 1918–1920 годах, и что сошедший с ума мир стоит еще на распутье. Мы можем только оценивать значение международных группировок с точки зрения российских интересов.
Что сулит нам примирение англо-французского блока с итало-германской осью? Теоретически это было бы наиболее простым и действительным средством замирения Европы. Но при неудержимом и непомерном размахе немецкого «Дранга» не обратилось ли бы это «примирение» в капитуляцию блока? А для нас не принесло ли бы оно вместо «Крестового похода» «свободу (немецких) рук на Востоке»?..
Относительное равновесие мог бы дать Европе (я говорю –
Война между осью и блоком… Сентябрьские дни показали, что у блока не было уверенности в успехе, а после всех изменений в политическом и военном положении центральной Европы вряд ли прибавилось уверенности… Во всяком случае, исход войны гадателен, а потому гадательно и влияние его на судьбы России.
Так или иначе, но мир пока – на распутье. На распутье и положение России среди держав. На международном игорном столе, как это ни горестно, ставки на Национальную Россию пока не видать. Поэтому так необходимо работать нам в этом направлении, воздействуя уже не на совесть партнеров, – где там в политике совесть, бросим иллюзии! – но на их расчет. Конечно, тех, кто решил использовать несчастье России в своих интересах, тех не переубедишь. Но другие… другие не могут не понимать, что скорейшее освобождение России является не только нашим страстным желанием, но для многих из них – вопросом существования. Многие, впрочем, понимают, но не хотят для дела этого нести жертвы, пока судьба не ударит по ним больнее… Чего стоила и будет еще стоить Франции знаменитая фраза Клемансо в дни Одессы и Севастополя:
– Ни одной капли французской крови!..