Одаренная девочка и прочие неприятности

– Ну если очень упрощать. Просто клетки иначе устроены, в этом загвоздка. Скорее инопланетяне, чем нечисть. Потому плевать на кресты, приглашения в дом и все такое. А вот чеснок и серебро и вправду не нравятся, от них щекотно и чешешься. Но, опять же, если научиться морду кирпичом держать, никто и не догадается. Главное – на солнце не вылазить. Один шаг на солнце – и кирдык.

– А в зеркалах отражаются? – с интересом спросила Пандора.

– По желанию. Там какая-то фишка с поглощением и испусканием света. Я в науке не очень силен, ты извини, – потупился Ганбата.

– Ничего, я, кажется, поняла, о чем ты. Люди на похожем принципе делают этакий плащ-невидимку, который транслирует изображение с другой стороны – по крайней мере так я в одном журнале читала… – тут девушка осеклась.

Внезапно посетившая мысль, что в ближайшие пару лет она вряд ли купит какой-либо человеческий журнал, повлекла за собой другие: воспоминания о доме, о маме с папой, об играх и унылых сочинениях «Как я провел лето», в которых нельзя было писать и половину правды. Все это осталось далеко позади, а она тут. Не будет мамы, которая всегда гладила по голове и тихо-тихо пела у кровати. Не будет папы с его вечной щетиной, подначками и горелой яичницей. Никаких больше вырвиглазных свитеров собственной вязки от Дяди Му. Лола далеко, с Димой, и для всех выйдет лучше, если она с ним и останется. Даже Черный Человек, вечная груша для битья и верный спутник ее ночных кошмаров, не придет. По сути, из привычной жизни рядом осталась только Катя – лучшая подруга, которая многое понимает, но мало что сможет, если все пойдет наперекосяк. Катю тоже сделалось жалко, даже больше, чем себя, – у той обычная, нормальная семья, а она так рискует ради подруги…

На глаза навернулись слезы. Дора должна была быть готова к переменам и уж точно не реветь при незнакомом парне. Но не получалось. Задрожали губы, и девушка отвернулась, старательно глядя на стену. Молчание Ганбаты длилось недолго.

– Я тебя обидел?

– Нет, прости, я просто вспомнила…

– Родителей, да?

Дора все так же, не поворачиваясь, кивнула.

– Давно ты одна?

– Меньше недели, – выдавила Пандора, прежде чем окончательно разрыдаться.

Ганбата, помедлив немного, подсел к ней на кровать и аккуратно приобнял, укутав полотенцем. Потом пару раз осторожно погладил ее по голове, как маленькую, и зашептал:

– Все хорошо, поплачь. Ты такая умная и самостоятельная, что наверняка забыла это сделать. Поплакать надо, пока никто не мешает. Все хорошо, и все будет хорошо. Ты не одна. Ты с нами. Хочешь, вместе пойдем на ужин? Тут очень вкусно кормят. Познакомишься с преподавателями, из тех, кто уже въехал. У нас по ОБЖ новенький, сам его еще не видел – второй день из коттеджа не выходит. А вот физичка классная! Только на ужине и бывает, зато умеет скатерть из-под посуды выдергивать так, чтобы все на своих местах осталось. Правда, непонятно зачем. С Тимофеем Ивановичем поздороваемся. С самой директрисой тоже повидаемся, и она обязательно на нас сурово зыркнет, потому что ты рассмеешься, пока будешь есть. Это я тебя рассмешу, а она ну очень не любит, когда во время еды безобразничают. А потом зайдем ко мне, я тебе какую-нибудь куколку подарю. Ты любишь кукол? Девчонки в книжках их любят, так что я много накупил, чтобы с девочками дружить. Нарядим ее в красивое платье, и ты будешь читать ей эти свои страшные книжки про влюбленных вампиров. А потом…

Он все говорил и говорил, размеренно и монотонно, и Дора медленно успокаивалась. Когда она перестала всхлипывать и дыхание выровнялось, Ганбата осторожно погладил ее по спине. Рыданий не последовало.

– Извини. Я, наверное, просто устала.

– Все хорошо.

– Правда, извини. Обычно я себя так не веду.

– Расслабься, я понимаю. – Ганбата легонько похлопал ее по плечу. – Сам в детстве, когда понял, что приемный, очень много ревел. Если еще захочется плакать – говори, я посижу рядом. Обычно от этого легче.

– Ты тоже сирота? – удивленно спросила Дора.

– Не уверен. Просто, как сказать… По мне сразу видно: усыновленный. Папа – зеленоглазый блондин, а я – бурят бурятом. Мамы нет, но он очень старается, и я им горжусь. Конечно, какие-то вещи в упор не понимает, да и не поймет, наверное. Но он никогда меня не подгонял и сказал, что я могу привыкать столько, сколько потребуется.

– И вправду классный.

– Ага, – просиял было Ганбата, но тут же скис. – Только одинокий. У него ж, кроме меня, считай, и нет никого. Ну Маратка – это секретарь, но он такой, как бы сказать… Очень по работе. А ему нужен кто-то близкий. Мне кажется, в нашей семье все-таки сильно не хватает мамы. Ну, я, правда, не сказать чтобы видел их когда-нибудь, настоящих-то, так что это скорее теория… Блин, и даже спросить не у кого. Генка вон тоже сирота, маму помнит смутно.

Отметив про себя уже второе за день упоминание некоего Гены, Пандора чуть улыбнулась:

– Я могу немного о мамах рассказать, если хочешь.

– Вот твоя мама… она была красивая? – сразу оживился парень.

– Да, самая красивая, – с уверенностью кивнула Дора.

– Строгая, но справедливая? – продолжал он.

– Да.