В целом день удался: она выяснила наконец, что за чудо-юдо ее опекун, от души наелась необычной клубники, с которой уже и не надеялась встретиться, более-менее убедила Пня перешить пару нарядов в менее рюшевом стиле, а перед ужином даже смогла, пусть и буквально полчасика, прогуляться по саду без сопровождающих – и старьевщик, и енот в это время хлопотали на кухне. Вернувшись, вроде бы совершенно ненавязчиво поинтересовалась, где в доме аптечка, но в ответ тут же раздался звон падающих кастрюль, и к ней мгновенно вылетел встревоженный Александр Витольдович. Пришлось предъявлять проблемы.
Вообще-то не случилось ничего необычного: просто оса в ногу ужалила, а плечи обгорели на солнце до волдырей. Правда, после того как она залезла в какую-то траву, по руке пошла аллергия, но сейчас там уже почти не чесалось. Достаточно помазать чем-нибудь от ожога, и делов-то.
Нужно ли говорить, что опекун ее оптимизма не разделял? Воспитанница тут же была доставлена в свою комнату, причем Пень все порывался понести ее на руках, и отбрыкаться получилось только чудом. В комнате ее усадили на кровать, и, пока старьевщик, краснея, клеил какие-то листья на место укуса и обрабатывал руку и плечи мазью, Репа со всей степенностью истинного мажордома расставил перед девочкой блюда на подносах и следил, чтобы она, несмотря на медицинские процедуры, поужинала.
– Я обескуражен тем, сколько травмоопасных ситуаций вы умудрились собрать за столь короткое время, – сообщил Александр Витольдович, оценивающе глядя на раны.
– Так уж получилось, – пожала плечами Дора и скривилась. – Наверное, природа – это просто не мое.
– Прошу прощения, но как минимум ближайшие пару лет вы будете к ней крайне близки. Я уж молчу про то, что когда мы поженимся…
– Вот лучше и вправду молчите. Я максимум в парке с родителями в детстве гуляла и не особо сильна во всех этих пасторальных штуках. Ель от дуба и каштана, положим, отличу, но от той же сосны – вряд ли.
Пень очень удивился:
– Но позвольте, они же совершенно… Хм. А цветы, к примеру, вы какие знаете?
– Ну если только розы. И анютины глазки. О, и мальву! Нарциссы. Сирень. Тюльпаны. Гладиолусы. Хризантемы. М-м-м, наверняка еще пару… – Пандора умолкла в задумчивости. Александр Витольдович немного подождал и, не получив продолжения, вздохнул и печально поинтересовался:
– А борщевик от крапивы отличить сможете?
– Борщевик? Это сорт свеклы такой?
Опекун помрачнел окончательно. В непривычной тишине дождался, когда мазь впитается, взял пару платьев из шкафа и, пожелав хороших снов, попросил из дома до завтрака не выходить. Дора кивнула – не особо-то и хотелось, что там делать, снаружи? Енот, прихватив подносы с посудой, засеменил следом.
И вот сейчас она лежала, глядя в потолок, и ловила себя на странном беспокойстве. Мысль, смутная, как черная тень на стене, билась где-то на задворках сознания, и не привыкшая игнорировать такие вещи Пандора пыталась вытащить ее на свет. По всему выходило, что ей вроде как неудобно перед опекуном, но девочка упорно не понимала причину. Она выросла среди стен и прогресса. Да, летом ездила к дедушке в пансионат, и там, конечно, прогресса не завезли, но стен от этого меньше не становилось. Ближе всего к природе она оказалась, когда училась кататься на велосипеде и чуть не въехала в какое-то дерево. Все это не было чьей-то виной: просто так получилось. Отчего же здесь и сейчас Дора испытывала странный стыд перед Александром за свою необразованность? Почему ее вообще волновали его суждения? Желания нравиться всем без разбора она ранее за собой не замечала…
Полежав еще какое-то время, пришла к выводу, что у нее, скорее всего, уже включилась какая-нибудь глупая психологическая реакция на нового «родителя» с сопутствующим желанием его одобрения, и, успокоившись, она наконец заснула.
За завтраком выяснилась причина странной задумчивости Александра Витольдовича, предсказуемо не имевшая ничего общего с предположением Пандоры. Оказывается, он волновался, чем же воспитаннице заняться летом, если знакомство с восхитительными окрестностями его избушки категорически исключено. На скептическое предложение просто посидеть дома последовала возмущенная тирада о прогулках на свежем воздухе в качестве единственного действенного средства профилактики миопии у подростков. Родители приложили все силы, чтобы сохранить ее зрение, и его прямая и святая обязанность – не усугубить, проследить и бла-бла-бла. В какой-то момент она уже просто перестала слушать, наслаждаясь яичницей, но ближе к концу воспитательной речи опомнилась:
– Да-да, я поняла, это все очень важно, делайте, как считаете нужным. И спасибо за старания, хлеб у вас вышел просто чудесный.
– Тосты, – на автомате, без привычной улыбки поправил опекун.
– Да неужели? – сдержать раздражение не получилось. – Надо растения знать, тосты называть тостами, дома сидеть нельзя – мне казалось или еще пару дней назад упоминалось всего два правила?