Одд и ледяные великаны

Одд улыбнулся и покачал головой.

– Спасибо, не надо. Мне и так хорошо, – сказал он.

Он медленно встал и с опаской оперся на правую ногу, стараясь не думать о том, что он только что видел своими глазами, как его ногу снимали с колена. Он оперся на нее сильнее. Она не болела. Почти не болела. Не так, как раньше.

– Со временем станет лучше, – сказала Фрейя.

Чья-то тяжелая ручища хлопнула Одда по плечу, чуть не сбив его с ног.

– Ну что, парень, – прогрохотал Тор, – рассказывай, как ты сразил полчища ледяных великанов. – Сейчас он стал явно бодрее, чем когда был медведем.

– Великан был только один, – сказал Одд.

– Когда я стану рассказывать эту историю, – сказал Тор, – великанов будет не меньше дюжины.

– Никто не хочет вернуть мне мои башмаки? – сказал Локи.

В ту ночь боги собрались на пир в большом зале. Один сидел во главе стола, на величественном резном троне, и говорил так же мало, как и в бытность орлом. Зато Тор, сидевший по левую руку от Всеотца, говорил за двоих. Локи, которого усадили на дальнем конце стола, был вполне мил и приятен, пока не напился, а как захмелел – это случилось в мгновение ока, словно ветер внезапно задул свечу, – сразу сделался невыносимым, принялся говорить гадости, и грубить, и подбивать клинья к богиням, и вскоре Тор и еще один бог, однорукий могучий воин, которого, кажется, звали Тюр, хотя Одд мог и что-то напутать, вывели Локи из зала.

Ничему-то он не научился, подумал Одд.

Он думал, что произнес это мысленно, про себя, но сидевшая рядом с ним Фрейя сказала:

– Да. Ничему-то он не научился. Они этого не умеют. И никогда не меняются. Просто не могут. Такова природа богов.

Одд кивнул. Ему показалось, он понял. Немножко, но понял.

Потом Фрейя сказала:

– Ты наелся? Напился?

– Да, спасибо, – сказал Одд.

Один поднялся с резного трона и подошел к ним. Он вытер рот рукавом, но лишь размазал гусиный жир по седой бороде. Склонившись над Оддом, он прошептал ему на ухо:

– Знаешь, мальчик, что это был за источник, чьей воды ты отведал? Знаешь, откуда эта вода? Знаешь, чем мне пришлось расплатиться, чтобы испить меда мудрости? Ты же не думаешь, что победил ледяного великана в одиночку, правда?

Одд сказал только:

– Спасибо.

– Нет, – сказал Один. – Спасибо тебе. – Всеотец опирался на посох, украшенный причудливой резьбой: собаки и кони, мужчины и птицы, черепа и рогатые олени, мыши и женщины – они оплетали посох в руках у Одина, складываясь в невообразимый узор. Такой узор можно рассматривать часами, и все равно не разглядишь всех деталей. Один протянул посох Одду. – Это тебе.

– Но… – сказал Одд.

Старый бог угрюмо взглянул на него своим единственным глазом.

– Неразумно отказываться от подарков богов, мальчик.

– Что ж, спасибо, – сказал Одд и взял посох. Он был на диво удобным. Одд прямо почувствовал, что с такою опорой никакой путь не покажется слишком долгим.

Один окунул руку в кувшин, достал шарик воды размером не больше человеческого глазного яблока, поднес его к пламени свечи и сказал:

– Смотри в него.

Одд посмотрел в водяной шарик, и его мир вспыхнул всеми цветами радуги, а потом стало темно.

В следующий раз Одд открыл глаза уже дома.

Глава восьмая. Что было потом

– Это он. То есть я.

Я – это он. Я Одд

Одд оперся на посох, глядя с вершины холма на деревню. Потом зашагал по тропинке, что приведет его домой. Он по-прежнему хромал, но уже не так сильно. Его правая нога никогда не будет такой же крепкой, как левая. Но она не болела, и за это он был благодарен Фрейе.

Приближаясь к деревне, он слышал шум. Так шумит тающий снег, когда высвобожденные воды стекают в долину. Временами он слышал, как с деревьев на землю падает снег, как трещит и ломается лед, затянувший все мелководье залива в эту вечную зиму.

Через несколько дней, думал Одд, здесь будет мокрая грязь. Через считаные недели все утонет в зелени.

Одд вошел в деревню. На миг ему показалось, что он попал не туда, потому что все было совсем не таким, как он помнил, когда уходил меньше недели назад. Ему вспомнилось, как животные выросли, оказавшись в Асгарде, и как на следующий день они вроде бы сделались меньше.

Он не знал, в чем тут дело. Может быть, на него так подействовал воздух Асгарда? Или вода из источника в чаще леса?

Он подошел к дому Толстяка Элфреда и постучал посохом в дверь.

– Кто там? – послышался голос.

– Это я, Одд, – сказал Одд.

Из-за двери донесся шум, взбудораженный шепот, приглушенный разговор. Одд различил самый громкий из голосов, негодующий на никчемных мальчишек, крадущих копченых лососей, и грозящий так проучить наглеца, что тот вовек не забудет урока. Потом послышался скрип отодвигаемого засова.

Дверь приоткрылась, и высунувшийся наружу Толстяк Элфред в замешательстве уставился на Одда.

– Виноват, обознался, – пробурчал он ни капельки не виновато. – Я думал, явился мой беглый пасынок.

Одд посмотрел на него с высоты своего нового роста. Потом улыбнулся и сказал:

– Это он. То есть я. Я – это он. Я Одд.