Одержимость справедливостью

— Нет, она по телефону рассказывала. Мы с ней часами болтали. Все деньги тогда истратил на телефон, одалживал, чтобы ей позвонить. Сказала, что любит тебя, а меня оставляет, и просит за это прощения. Вот так вот.

— Ничего не понимаю, я при чём? — врёт Димка, или нет? Я не мог взять в толк, зачем. Что за дурацкий спектакль он тут разыгрывает.

— Танечка так и сидела запершись в своей комнате, пока не пришёл тот её дядя-профессор. Точнее, он дядя не её, а её матери. Его, у них в семье уважают. Совсем уже старик, за восемьдесят, но крепкий, и голова ясная. Искусствоведом в художественном музее работает, и продолжает читать лекции студентам. Родители очень его уважали, особенно мать Танечки. Они ему пожаловались, что их дочка, в свои 17 лет, голая позирует неизвестно кому! И вообще, неизвестно чем там занимается! Потому, что нарисовал её «некий матёрый мерзавец, явно старше её», — продолжал Димка, — правдами и неправдами, Танечку, наконец, удалось вытащить из комнаты. Уговорили показать рисунок.

Дальше Димка пересказывал рассказ самой Танечки:

— Она красивая здесь, конечно, — сказала мама, — только вот рано, для таких рисунков. Ты ведь совсем ребёнок, много не понимаешь!

— Красивая?! — возмутился папа, — она здесь…, куртизанка! Малолетняя! Улыбка какая наглая! Ужас! Это моя дочь, да мы оказывается, совсем тебя не знаем! Как тебе не стыдно, как тебе в голову пришло, раздеваться, перед мужчиной! Разве мы этому тебя учили?

Танечка горько плакала, а дядя молчал. И вдруг сказал,

— А я его знаю.

— Кого? — не понял папа.

— Парня этого, знаю.

— Вот что, — сказал папа, — она несовершеннолетняя, мы в милицию заявим на этого мерзавца. А откуда это Вы его знаете? Или он уже попадался?

— Интересно, поверить не могу, рука Бога? — отозвался дядя, продолжая разглядывать рисунок.

— Что? — не понял папа.

— Знаю я эту руку, видел среди студенческих работ. Ну-ка Танюша успокойся и расскажи всё сначала. Откуда этот рисунок?

— Парень в госпитале нарисовал, — объяснила Танечка.

— В каком ещё госпитале? — удивилась мама.

— В инфекционно-венерическом, в смысле, в военном, — уточнила Танечка.

Маме стало дурно. Ей дали понюхать нашатыря, и мама подскочив со стула закричала:

— Как ты туда попала? Почему ничего родителям не рассказала?

Маме накапали валерьянки, а Танечке пришлось объяснять, что она сама туда напросилась, чтобы посмотреть на парня — художника, и что её туда привёл его друг, и что встречались они во дворе госпиталя, на скамеечке сидели, и что там он её и нарисовал, по её же просьбе.

— Да, как же ты додумалась, в венерический госпиталь идти? — не унималась мама.

— Мы не знали. Я же с Димой была. Госпиталь — военный, то, что там венерические сидят, нам и в голову не приходило. Просто друг Димы оказался в том отделении. Он уже выздоравливал, там уже не заразные. У него была редкая болезнь, с красивым названием — мононуклеоз.

— Красивое название! Почти го-но-рея! — вставил папа, и дал маме ещё нашатыря, чтобы она не упала со стула.

— Так, он с натуры рисовал? При тебе? — пытался разобраться дядя.

— Раздеваться-то было, зачем? — заплакала мама.

— Ничего я не раздевалась, просто он так нарисовал. Я его видела всего то полчаса, а рисовал он минут десять. Мы с Димой даже не видели, что он там рисует.

— Зачем же голой нарисовал? Это же неприлично, вот так. Позор! — не успокаивался папа.

— Дима сказал, что из хулиганских побуждений, что тот нарочно так нарисовал, чтобы задеть, — вытирала слёзы Танечка.

— Я бы на месте Димы твоего, набил бы морду ему! Наглец! — возмущённо шагал по комнате папа.

Дядя продолжал разглядывать то так, то этак поворачивая рисунок,

— Потрясающе, рука Бога!

— Что же вы заладили, дядя. При чём тут бог? Мальчишка гадкий! Интересно, кто его родители?

— Ну, вот что, послушайте-ка вы меня, — решительно взял слово дядя, — этот рисунок — шедевр. Я сам не верю, что сейчас произношу эти слова. Но такое я видел только один раз в жизни. Сейчас вот второй раз вижу. Хотя через меня прошли сотни студентов, а мы, в Академии бездарей не держим. У нас, только самые лучшие учатся. Но такое воздействие изображения, вижу второй раз в жизни. Танечка, ты храни этот рисунок. Не каждому дано повстречать гения. Сколько, ты говоришь, ему лет? Девятнадцать? Двадцать? Поверить не могу, какой прогресс, за каких-то пару лет…

— Да что особенного тут, чёрт возьми, что мы не понимаем? — вспылил папа, — мы ведь тоже, не лаптём щи хлебаем. Мы музыканты, между прочим, потомственные. И родители наши, царство им небесное, люди культурные были. Моя мать четыре языка знала. Меня родители с детства по галереям таскали. Давайте без заумных лекций, что тут особенного?

— Да, посмотрите повнимательнее. Это же, не ваша Танечка на рисунке. Девушка совсем другая, неужели не видите?

— Он сделал из нашей дочери куртизанку! Вертихвостку! Не при женщинах, я бы вам сказал!