Одесситки

Наталка не могла пережить, что в хате ещё не было электричества. От керосиновой лампы её тошнило, ребёнок кашлял. Свечку в хате не зажигали. У Наталки был с собой маленький фонарик на батарейке, Женька хотела им посветить, но получила но рукам.

— У меня только одна батарейка, в вашей дыре не достать больше, — сестра спрятала фонарь в карман.

Жизни Женьки не стало никакой, только успевай разворачиваться. С мамкой на утреннюю дойку, с молоком обратно. Пока Наталка с сыном проснутся, надо успеть растопить печку во дворе, вскипятить молоко, сварить сыру и кашу малому. Так всё ещё не так: то комочки, то густая, то редкая, то солёная. Правда, подарки Женька отхватила что надо. Платье шерстяное тёмно-зелёное — красота, летний сарафан, вязаную кофточку, бусы и пиджак. Жаль, туфли не подошли, малы оказались, на номер бы больше. Нога большая выросла; как Женька ни пыталась втиснуться в туфли и ботиночки, ничего не получалось. Хорошо, мать сообразила сама померить, и ей пришлись как раз впору. А сама дочке потихоньку шепнула: только Наталка уедет, они махнут в Одессу и на базаре поменяют. А самое главное — у Женьки теперь было даже два лифика. Наталка всё время поправляла ее: «Шо за манеры, не говори лифик — лифчик правильно, еще это бюстгальтер называется. А грудь не цыцки, а бюст или грудь. Понятно, деревня?»

Ежедневно Наталка с сыном прогуливались от клуба до конторы, а потом спускались к речке. Селяне ей кивали, но заговаривать не решались, только кричали своим: быстрее сюда, Наталка идёт, глянь, як вынарядилась, каждый день в новом. Из-за заборов с двух сторон улицы вонзались в нее пристальные завистливые взгляды. Пока сестрица отсутствовала, Женька варила борщ или суп, что-то на второе, обязательно кисель или компот. Все свежее. В погреб ставили, что не съедалось, отец потихоньку на следующий день уносил с собой в МТС. В выходной Женька, как ни рвалась из дома, на танцы не попала. Надя передала, что её рыженький Сережка не отходил от Таньки из Беляевки, та сейчас до бабки в Маяки специально перебралась. Но, правда, о Женьке спрашивал, привет передавал. И она решила, в следующее воскресенье наденет новое платье и обязательно пойдет, будь что будет.

Женька утром на дойке матери все мозги заморочила. Всё лето пролетит, а она даже не нагуляется. Мать жалела младшую и не ожидала, что старшая за три года так изменится. Наталка сама до замужества танцульки обожала, ни одни не пропускала, а сестре черную жизнь устроила. Надо поговорить с ней, есть кому с внуком сидеть, пусть вдвоём хоть в кино сходят. Наталка сначала упрямилась, а потом согласилась, сама причесала Женьку, вместо косы что-то такое закрутила ей на голове, проследила, чтобы Женька вымылась, надела платье, которое ей привезла. Прибежала Надька, и ту принарядили в новый сарафанчик.

Радостная тройка рванула в клуб, молодёжь, толпившаяся у входа, расступилась, подружки продефилировали к окошку за билетами. После кинофильма были танцы. Курсантики девушек просто расхватывали, но Сережки среди них не было. Наверное, не дали увольнительную или проштрафился. Провожались все вместе, гурьбой, с песнями, шутками. Наталка забыла, что замужняя дама, веселилась от души, превратившись в прежнюю — заводилу, без выпендрёжа. Шла под ручку с Колькиным младшим братом, с Колькой она ещё до замужества крутила роман. Выспрашивала, где он служил, где сейчас, не женился ли, всё как бы в шутку, по старой дружбе. Гуляли до петухов, правда, к речке не решились идти, уж дюже жестокие комары, все норовили Наталку укусить. Она отмахивалась, смеялась: соскучились они по мне. В хату идти не стали, улеглись на свежем воздухе, в стожке. Мать пыталась на заре сестер растолкать — куда там, сама на ферму за мужем ушла.

Солнышко начало припекать, бить в глаза. Наталке надоело прищуриваться, она перевернулась на бок, потянулась. «До чего жизнь несправедлива, — подумала она, — мой на сборах прохлаждается, а я с пацаном маюсь в этой дыре». И громко, не обращаясь ни к кому:

— Без света, даже керогаза нет, а о примусе вообще не заикайся.

— А что это: керогаз, примус? — осторожно спросила Женька.

— Что, что, деревня неотёсанная. Прибор такой, залил керосин, подкачал и горит, никакой печки не надо. А ещё лучше плитка электрическая, ну это высший пилотаж.

— Та я знаю, у нашего председателя есть, шумыть страшно, ничего не слыхать.

— Жень, а председательская Светка как?

— В Одессе учится на училку, твой Колька тоже там где-то. Все как сговорились — молчат, шоб не сглазили.

— Ладно, хватит болтать, к Пашке пойду, боюсь, обоссался по уши, мать его ночью не сажала.

Сына в доме не было. Дверь в сарайчик с курями и поросятами была открыта, она рванула туда. Возле корыта сидел Пашка и ручками жмакал поросячью радость. Подхватив замурзанною мальчугана, Наталка бросилась к бадье обмывать его.

— Натка, ты шо здурела, всю воду извела, на тебя не натаскаешься, в таз его посадить надо.