Одесситки

Спектакли театра имени Октябрьской революции мы с Алкой почти все пересмотрели по контрамаркам, которые приносили маме в виде премиальных служащие театра. Это были великолепные спектакли, я тёткам с мясо-контрольной станции на следующий день в лицах рассказывала содержание, отчего они смеялись до слёз и хватались за сердце. Мне нравилось, что они продолжали называть меня «артисткой», как и в детстве, за то, что я корчила рожи, изображая действующих лиц. Спектакли были разные и серьёзные, такие как «Русские люди» или «Партизаны в степях Украины», а «Сорочинскую ярмарку», «Наталку Полтавку», «Шельменко денщик» — эти спектакли я знала наизусть и напевала куплеты, драя без устали окна и полы. Мама меня ругала: мол, я уже здоровая дылда, и пора браться за ум.

Может, и подействовало, даже в старую школу перестало тянуть. Увидела как-то из трамвая Витьку Ксензовского, ехал он на своём велике. Совсем не изменился, даже не подрос за это время, не то что я, вымахала, как гренадер. Я представила себе на минуточку, как бы сейчас уселась на передней раме его велика, а он сзади, маленький, уткнулся бы мне головой в спину. Смешно, теперь мне нравится совсем другой мальчик, фамилия у него Александр Пархоменко, он так красив и, по-моему, талантлив. Все девчонки класса за ним бегают, выпендриваются. Он, правда, пока никому не оказывает особых знаков внимания. Он даже красивее Василия Ланового и Олега Стриженова, вот настоящие герои нашего времени! А девчонки из класса строят глазки молодым слесарям и электрикам, работающим на фабрике. Они совсем взрослые парни, отслужившие армию, вьются вокруг нас, как пчёлы вокруг распустившихся свеженьких бутонов, так твердит наша бригадирша. Тётка необъятных размеров, но удивительно ловкая и быстрая. У неё не заскучаешь. А кавалеров быстро спроваживает в нужном направлении, не стесняясь: «Чего с пустыми руками пришел любоваться, к дамам подход нужен, барышни сладкое любят, но не карамельки, а что-то стоящее. Давай отсюда, не стой вместо мебели».

Как только несостоявшийся кавалер удалялся, начинался разбор его личных достижений. Нас сразу ставили в известность, что какая-то Маргарита с бисквитного цеха делала от него аборт в прошлом году. А в этом он уже гулял с Танькой со старого шоколадного. Все биографии Вити, Васи и т. д. промывались до самых косточек. Но стоило ребятам только появиться с угощениями, как их одаривали сверкающими улыбками и комплиментами и лучших зятьев они для своих дочек не желали. Слесари и электрики гуляли из цеха в цех, вечно таща с собой инструмент и обязательно отрезки труб с приличным диаметром. Вот в этих трубах они и выносили конфеты, которыми угощали работниц картонажного цеха, пытаясь на молодняк произвести впечатление. Нам казалось, что проверяют только нас, а между тем все работницы без исключения таскали с фабрики кто что, но в основном, конечно, конфеты. Не стесняясь, они укладывали в свои причёски «халы» товар, а потом пристёгивали их к голове шпильками. Так, всем цехом, гурьбой они шли к проходной, предъявляя пустые сумки. Потом на улице вытряхивали свои причёски и довольные расходились в разные стороны. Вся фабрика знала, что в такой-то день будет тотальная проверка, с дружинниками. Эта ситуация обсуждалась целую смену, на каждом шагу.

Но даже при такой, почти открытой информации, находились работницы, которые попадались. Прямо в проходной висели объявления о товарищеском суде. Несколько раз и нас загоняли в зал смотреть на воришек. Молоденькие девчонки, почти наши сверстницы, с красными от слез глазами что-то лепетали. Их обличители с наглыми физиономиями утверждали, что они являются позором для всего коллектива. Подсудимые просили прощения, что это в последний раз, кто-то у них в семье заболел, поэтому они совершили этот поступок. Их на первый раз лишали премии, на второй производили запись в трудовую книжку, ну а в третий увольняли. Я только удивлялась, как же удается начальству притаскивать два раза в неделю на работу к маме полную сумку самых дорогих шоколадных конфет и обменивать на мясо. А самим красоваться на доске почёта фабрики как передовикам, берущим повышенные производственные обязательства. Какой-то сплошной сговор: кто не пойман — тот не вор. А уж нас как стращали, каждый день пропесочивали по всем статьям. Правда, в последний день на фабрике нас поблагодарили за годовой труд и подарили по маленькой круглой коробочке мармелада, в которой веером красовались разложенные лимонные и апельсиновые дольки. И зазывали снова на фабрику, заверяя в больших перспективах.