Одетта (Odette)

Она заплакала, съежившись, сжимая уже холодные руки, которые подарили ей столько радостей. Врач и медсестры были вынуждены силой разъединить супругов.

– Мы понимаем, мадам, мы понимаем. Поверьте, мы все понимаем.

Нет, они ничего не понимали. Она никогда бы не почувствовала себя ни женой, ни матерью, если бы не Антуан; как же ей теперь быть вдовой? Вдовой без него? Если он исчезнет, как ей себя вести?

На похоронах она не соблюдала никаких приличий, поразив толпу своим яростным горем. У могилы, пока его тело не опустили внутрь, она легла на гроб и вцепилась в него изо всех сил, пытаясь его удержать.

Лишь настойчивость родителей, а затем и ее детей – пятнадцати и шестнадцати лет – помогла оторвать ее от гроба.

Он погрузился в землю.

Элен полностью замкнулась в себе.

Близкие говорили об этом ее состоянии как о депрессии. На самом деле все было гораздо серьезнее.

Теперь она наблюдала за двумя затворницами. Ни одна из них не имела права высказаться. Ее немота была символом желания перестать думать. Перестать думать, как Элен до Антуана. Перестать думать, как Элен Антуана. Обе прожили свое, и у нее не было сил, чтобы придумать третью.

Она говорила мало, ограничиваясь обыденными здрасьте-спасибо-добрый вечер, следила за собой, неделями носила одну и ту же одежду, и ожидала ночи как избавления, хотя, когда ночь наконец наступала, ей не удавалось заснуть, и она вязала перед телевизором, не обращая внимания на мелькающие картинки, заботясь лишь о количестве петель. Благодаря Антуану она ни в чем не нуждалась – у него были вклады, солидная рента, недвижимость – поэтому довольствовалась тем, что раз в месяц притворялась, что слушает семейного бухгалтера. Их дети, перестав лелеять надежду на выздоровление матери, пошли по следам отца и поступили в лучшие заведения Франции, с головой уйдя в учебу.

Прошло несколько лет.

Несмотря на возраст, Элен все еще была красива. Она следила за своим телом – за весом, кожей, мускулатурой, гибкостью – точно так же, как старательный коллекционер вытирает пыль с фарфоровых статуэток в витрине. Когда она вдруг встречала свое отражение в зеркале, она видела музейный экспонат, достойную, печальную, хорошо сохранившуюся мать, которую изредка показывают на семейных сборищах – свадьбах, крестинах и прочих шумных инквизиторских церемониях, которые она едва выносила. С ее губ по-прежнему не слетало ни слова. Она ни о чем не думала, ничего не хотела выразить. Никогда.

Однажды ей ни с того ни с сего пришла мысль.

А не отправиться ли мне путешествовать? Антуан обожал путешествия. Вернее, путешествия были его единственным желанием, помимо работы. Раз ему не удалось осуществить свою мечту, я могла быть сделать это за него…

Она не желала знать, что ее побудило к этому: она ни секунду не подумала, что то есть знак возвращения к жизни или что она действует из любви. Если бы Элен представила, что, собирая чемодан, пытается вновь обрести добродушное мировоззрение Антуана, она бы запретила себе продолжать.

Наскоро попрощавшись с Максимом и Береникой, она отправилась в путешествие, которое заключалось в переездах из одного шикарного отеля в другой, и так по всему свету. Она побывала в роскошных апартаментах в Индии, России, Америке и на Ближнем Востоке. Каждый раз она засыпала с вязанием в руках перед экраном, откуда доносились звуки чужого языка. Каждый раз она заставляла себя посетить несколько экскурсий, иначе Антуан бы ее упрекнул; но то, что представало взору, ее не впечатляло: в трехмерном пространстве Элен убеждалась в правдивости открыток, продававшихся в холле отеля, не более того… В семи чемоданах, обтянутых бледно-голубым сафьяном, она перевозила лишь свою неспособность жить. Только переезды из одного места в другое, перелеты из аэропорта в аэропорт, сложности с пересадками могли на мгновение заинтересовать ее: это давало ей ощущение, будто что-то вот-вот произойдет… Но, едва добравшись до места назначения, она вновь попадала в знакомый мир такси, носильщиков, портье, лифтеров, горничных, и все вновь вставало на свои места.

Ее душевная жизнь богаче не стала, но жизнь внешняя приобрела какие-то очертания. Разъезды, прибытие в незнакомое место, отъезд, необходимость изъясняться, новизна банкнот, выбор блюд в ресторане. Вокруг нее все находилось в движении. Но внутри она пребывала все в той же апатии; дорожные приключения убили обеих ее пленниц; теперь больше никто не размышлял в ее сознании, ни угрюмая Элен, ни жена Антуана; и эта почти тотальная смерть была более удобна для нее.

В этом состоянии она прибыла на мыс Доброй Надежды.