Один

Что ты баешь: по-скотски?

Мол, холопская кровь?

Как презрительно Бродский

Вскинул рыжую бровь!

«К равнодушной Отчизне…»

Слышь, во все времена

Нам Россия — для жизни,

Вам — для смерти дана.

Мы не братья и сёстры

Перед нашей страной:

Вам — Васильевский остров,

Нам — проулок Речной.

Отвратительное стихотворение. Отвратительное прежде всего по такой интонации высокомерия. Кто она такая, чтобы обращаться к Бродскому — «слышь»? Надо всё-таки уважительно разговаривать с поэтом. Почему, собственно говоря, тот факт, что она сильно напилась в проулке Речном, как-то поднимает её над Васильевским островом? Это очень плохо. И, Вера, если вы меня сейчас слышите, очень плохое стихотворение вы написали — по-человечески плохое и эстетически. Это тем более обидно, что у вас есть превосходные стихи, стихи, которые выдают в вас блистательные зачатки. И мне очень жаль, что в самое ближайшее время, наверное, вас будут приватизировать критики, типа Бондаренко. А вы не давайтесь, не давайтесь! И ужасно мне тоже нравится:

На осевших сосновых воротах

Досыхает рыбацкая сеть.

Мне охрипшей прокуренной нотой

Над провинцией тихой лететь.

Здесь ответы — лишь «по фиг» и «на фиг»,

Здесь, старушечью келью храня,

С чёрно-белых простых фотографий

Перемёршая смотрит родня,

Здесь в одном магазине — селёдка,

Мыло, ситец, святые дары,

А в сарае целует залётка

Внучку-дуру — бестужи шары.

Половина из нас — по залёту

Заполняет родную страну…

(Блестяще сказано!)

Мне — охрипшей прокуренной нотой

По верхам — по векам — в глубину —

В ласку тёплой чужой рукавицы,

В стариковский потёртый вельвет…

Дотянуть. Долететь. Раствориться.

Смерти нет. Понимаете? Нет.

Вот какая густая фактура, какая точность деталей! Блистательные стихи! А мне скажут, что это пошло, что это традиционализм какой-то. Да я вообще традиционалист, я такой же «совок», и мне ужасно это нравится. Вот замечательное стихотворение «Всего лишь сохнет бельё»:

На вокзале гудят электрички,

После дождика город просох.

Осыпаются яблони-дички

На колени уставших эпох.

(Это очень здорово сказано тоже.)

Сушит ветер трусы-парашюты,

Ползунки и футболки мужей.

Под заборами кашка и лютик,

Над заборами — синяя гжель.

И на лавках сидят с разговором —

Каждый тёплому вечеру рад —

Работяги, студенты и воры,

Пиво пьют и ментов матерят.

Я не буду дальше читать, но это очень хорошее стихотворение, любовью большой проникнутое. Понимаете, как-то удивительно: как только человек впадает в пафос, тут же ему изменяет литературное чутьё; а пока он просто пишет о том, как он любит всё это, всё у него получается, и вообще он большой молодец.

Заканчиваю отвечать на вопросы, пришедшие в письмах. Их тоже очень много. Спасибо. Меня тут спрашивают, большая ли переписка. Переписка огромная. Я больше 80 писем получаю перед каждой программой, и ещё 20 откровенного спама, в смысле, полного бреда, на который и отвечать не стоит. Преобладают вопросы всё более сложные, и мне очень трудно.

«Как Вы относитесь к творчеству Ирвина Уэлша?» Никак, абсолютно. Я понимаю, что это хороший писатель, но он совершенно мне не близок.

«Мартин Иден — лишний человек или сверхчеловек?» Блестящий вопрос, очень точно характеризующий вообще ситуацию Джека Лондона. Видите ли, всякий сверхчеловек (особенно если это превышенная человечность, человечность в квадрате) становится лишним в какой-то момент, он не соотносится с эпохой. Мартин Иден гибнет именно потому, что эпоха его вытесняет. Это совершенно точно.

«Как Вы относитесь к творчеству Умки?» С восторгом — с 1987 года, когда попал на её подпольный концерт. С 1987 года помню наизусть:

Их ожидает мука адова,

Но я не верю им.

И только Соня Мармеладова

На коленях перед ним.

«Как Вы относитесь к Марку Нопфлеру?» Не знаю его совсем.

«Что Вы думаете по поводу снятого в Норвегии сериала?» Не знаю об этом сериале, поэтому не могу пока…