Один

„Что символизирует общий финал сюжетной линии Аньки и Громова в „ЖД“?“ Примерно то же, что Громов и говорит — попытку объединить милосердие и долг. Это христианское сознание.

„В своих лекциях Вы неоднократно упоминали о своих христианских и в то же время модернистских воззрениях. Поделитесь опытом, как можно сочетать христианство (нематериальную доктрину, объясняющую мир сверху-вниз) с модерном (по сути, материализмом)?“ Очень просто.

Видите ли, есть некоторый этос, есть некоторый поведенческий модус, и он у христианства и модерна абсолютно одинаковый — это самопожертвование на грани саморастраты. Обратите внимание, в модернистском жизнетворчестве человек уничтожает себя разными способами. Модернизм — это как раз замечательный пример того, как Христос открылся не искавшим его. Помните: „Откроюсь не искавшим Меня“?

Кстати говоря, об одном из главных модернистов — о Ницше — Пастернак сказал: „Он шёл к христианству с другого конца, абсолютно с другой стороны. И почти дошёл, но остановился в полушаге“. Я, кстати, думаю, что самопожертвование, саморастрата, безумие Ницше — это вполне христианские вещи. Неважно, что он учил и проповедовал, а важно, как он жил. А жизнь его — аскетическая, подвижническая — была во многих отношениях христианской. Я должен вам сказать, что написать „Антихристианина“ в условиях насквозь ханжеской морали, в условиях религиозного кризиса XIX столетия — это очень христианский жест.

Действительно, иногда Христос открывается материалистам. В модерне, в его жизнетворчестве, в единстве жизни и принципов, в необходимости постоянно платить жизнью за принципы очень много христианского. Ведь и в Сократе много христианского, хотя он был до Христа. Мы же не можем назвать христианами только тех, кто исповедует христианские символы веры и соблюдает посты. Это совершенно не так. Можно быть христианином до Христа, и даже не зная о Христе. Помните, как отец Сергий (Касатский), когда он встречает Пашеньку, говорит: „Я жил для людей, думая, что живу для Бога, а она живёт для Бога, думая, что живёт для людей“. И таких людей очень много. И это очень модернистская как раз точка зрения, потому что модернизм во многом отрицает церковь. Но Христос, мне кажется, это поощряет, как Господь поощрял Фауста, по мнению Гёте. Так что здесь противоречия нет.

„Назовите, пожалуйста, двух-трёх российских писателей XX века, чьи биографии Вам кажутся наиболее насыщенными“. Знаете, самая насыщенная биография была у Дмитрия Быстролётова, но назвать его „главным писателем XX века“ я бы… Это разведчик советский. Была очень интересная и насыщенная биография и Юлиана Семёнова. По этому случаю есть хорошая рефлексия у Трифонова в рассказе „Победитель“. Кстати, лекция про Семёнова будет 21 сентября, я попробую об этом поговорить.

Тут просят сказать расписание лекций. Я помню только, что 21-го Семёнов, а 24-го Догилева у нас в гостях, живая и настоящая. 15-го будут две лекции о Бродском. Тут спрашивают, на какую идти. Это по вашему выбору, они разные будут. Первая — о Бродском периода ссылки. И вторая — о Бродском периода изгнания, потому что его отношение к Русскому миру в это время менялось.

„Знакомы ли Вы с тем, что делает Алесь Рязанов?“ Ещё бы не знаком! Группа „Тутэйшыя“ вызывала у меня живейший интерес в 80-е годы. Я предполагаю, что это действительно, может быть, крупнейший белорусский поэт эпохи.

„Подскажите лучших историков. Относите ли Вы к ним Гумилёва?“ Ещё раз говорю: Гумилёв не историк. Он того же жанра, что Даниил Андреев с „Розой Мира“ или Панин со своими пустотами и густотами. Это ещё одна всеобщая теория всего, очень талантливая, конечно, но я не могу к этому относиться серьёзно, потому что это совершенно антинаучно — вот эта идея космических вспышек, приводящих к пассионарности. Масса фактов, которые в это не укладываются.

Я не специалист, но я вижу, интуитивно понимаю, что теория Гумилёва — это отражение его веры в диких людей, его любви к Азии (и вообще любви ко всякого рода дикости) и ненависти к цивилизации. Он такой шпенглерианец же: он противопоставляет культуру и цивилизацию, не понимая, что это взаимообусловленные понятия. Ладно, я об этом не буду распространяться.

Но естественно, что наши сторонники Гипербореи, арийских теорий ухватились за Гумилёва двумя руками: „Мы — молодая раса. Мы дикие, мы необузданные. Нам культура враждебна и цивилизация враждебна. Мы — творцы новой культуры“. Понимание дикости как пассионарности и хамства как пассионарности тоже сейчас очень распространено. Но Гумилёв прекрасно писал, он был замечательным поэтом («Конь вдоль берега морского»). Только, я думаю, наследие великих родителей помешало ему реализоваться в этой области. А какой был бы поэт!