Один день Дениса Ивановича. Хроники конца света

Воплотившийся в человека Бог наслаждается нашим миром, – веянием ветра, шелестом травы, ароматом цветов, теплом солнца. Не тягостно ли Ему после нашего мира вновь возвращаться в абстрактное бытие? Туда, где нет запаха и цвета, где ангелы беспрерывно возносят Ему осанну. Где царит музыка вышних сфер, но нет колыбельной матери, напеваемой ребенку в сумерках под стрекот цикад.

Но Александр Мень в своей книге «Сын человеческий» пишет и о другой стороне воплощения – страдании Богочеловека: «Евангелие говорит о Человеке, Который ел и пил, радовался и страдал, познал искушения и смерть… Он нуждался в пище и отдыхе… Он закрыл от Себя грядущее и на Себе Самом пережил всю скорбь мира…Тот, Кто соединяется с падшим миром, неизбежно становится причастным его страданию. Отныне боль любого существа – Его боль. Его Голгофа. Среди людей Иисуса ждет не торжество, а муки и смерть…».

Воплощение Бога не есть ли Его попытка понять нас? Пройти человеческую жизнь от рождения до смерти. Услышать колыбельную, узнать радости и страдания, почувствовать неуверенность и страх смерти, смириться с этой смертью, как смиряется с ней человек, достигши определенного возраста, и победить этот страх: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?».

«Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты», – молится Христос в Гефсиманском саду.

Как некоторые небезосновательно считают, Богочеловек был распят не в 33, а после 50 лет. С 50 лет у евреев мужчина, преодолев страх смерти и получив мудрость, имел право учить – стать равви, учителем. У современного человека, разведенного с религией и потому забывшего латинское memento mori («помни о смерти», но и «помни, что смертен» – в Древнем Риме этой фразой напоминали триумфаторам на параде победы, что и они смертны, несмотря на всю славу), в 50 лет, в момент наивысших жизненных достижений, внезапно, как ему кажется, на ровном месте, начинается кризис среднего возраста, неопределенности и страха перед смертью.

Этот страх иногда так силен, что он толкает к самоубийству тех, кто не может смириться со своей смертностью – в основном, божков-кумиров современного человечества из сферы шоу-бизнеса. Можете удостовериться сами, посмотрев, как и в каком возрасте закончили они свой славный и шумный жизненный путь.

Но Бог-то, в отличие от человека, знал, что Он бессмертен, что живет вечно. Или не знал? Представьте, что 50 лет назад вы были богом. А потом родились, скитались, не имея крыши над головой, убегали от преследователей то в Египет, то за Генисаретское озеро, на территорию, неподвластную Синедриону. Вас предавали и оскорбляли. За пять десятилетий многое могло покрыться пеленой забвения, наполнить душу неуверенностью, пусть вы и творили чудеса и даже воскрешали мертвых. Отсюда и отчаянная молитва в Гефсиманском саду.

«Душа Моя скорбит смертельно», – сказал Он Своим ученикам.

«Что испытал Сын Человеческий, когда лежал на холодной земле в томлении духа? Мог ли то быть лишь естественный страх перед пытками и смертью? Но ведь его побеждали и более слабые. Почему же поколебался Тот, Кто будет опорой для миллионов?

Нам не дано проникнуть в глубину смертного борения, свидетелем которого был старый оливковый сад. Но те, кому Христос открылся в любви и вере, знают самое главное: Он страдал за нас, Он вобрал в Себя боль и проклятие веков, мрак человеческого греха, пережил весь ужас и ад богооставленности. Ночь, лишенная надежды, обступала Его; Христос добровольно спускался в пропасть, чтобы, сойдя в нее, вывести нас оттуда к немеркнущему свету…» – пишет Мень.

Бог, ставший Сыном Человеческим, прошедший путь человеческого сына и испытавший неуверенность в Боге, – попытался понять и полюбить человека за Свои бичевание и крестные муки. Потому что эти муки помогли Ему понять Свое творение. И, поняв, полюбить. Дать возможность Иоанну Богослову сказать: «Бог есть любовь».

Но, конечно, все это мои предположения.

А на вопрос «Понимает ли Бог человека?» у меня так и нет ответа.

Бог есть любовь?