Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

Любовь (с точки зрения родителей)

Ты просишь, чтобы я присмотрел мужа для дочери твоего брата… Долго пришлось бы искать такого, если бы не было человека, словно предназначенного для этого жребия, а именно Миниция Ацилиана… У него благородное румяное лицо, и он часто краснеет; врожденная красота во всей фигуре и осанка сенатора. По-моему, никак не следует считать это мелочью: это как бы награда девушкам за их целомудрие. Не знаю, добавлять ли, что отец его – человек очень состоятельный. Когда я представляю семью, в которую собираюсь ввести зятя, то думаю, что о его средствах говорить не стоит; когда думаю о наших нравах и законах, считающих, что прежде всего надо учитывать состояние, то, представляется мне, не следует обходить и этот пункт, тем более что, думая о потомстве, и потомстве многочисленном, следует при выборе партии принимать и это в расчет.

Плиний Младший. Письма, 1.14 (Юнию Маврику)

Hic animum sensusque meos abducta relinquo, arbitrio quamvis non sinis esse meo! («Хоть увезешь меня, здесь я душу и чувства оставлю, если уж ты не даешь жить, как желала бы я!»[39]) Как только Миирия прочла этот горький протест девушки, которую забрали из Рима в день ее рождения и увезли далеко от возлюбленного, она сразу же отождествила себя с героиней, которая, как и она, ограничена в том, куда она может или не может пойти и кого она может или не может видеть. Ее щеки вспыхивают жарким румянцем, когда она вспоминает последнее письмо к Церинту – точную копию письма Сульпиции. Не так уж это нечестно на самом деле. Просто Сульпиция сумела выразить то, что хотелось сказать ей, лучше, чем получилось бы у нее самой (Сульпиция, Элегия 6):

Хоть бы не быть мне, мой свет!

Столь страстно тебя вожделенной,Как за несколько дней я, мне казалось, была,Ежели я не скажу, что не делала в юности целойГлупости, в коей бы я каялась более той,Что я вчера одного тебя оставила ночью,

Из желания скрыть только мой собственный жар.

Следующее письмо, которое Миирия планировала отправить, как только дела отца вынудят его уехать из Рима, а смущенную служанку она сможет убедить смотреть на все сквозь пальцы, было списано с первого стихотворения Сульпиции:

Все обещанье Венера исполнила; пусть мою радостьТот передаст, кто своей, как говорят, не имел.Я ничего посылать не хочу в запечатанных письмах,

Я б не хотела, чтоб кто раньше его их прочел.Мне же приятен мой грех, противно носить мне личинуИз-за молвы…

Слезы катятся по лицу Миирии, пока она повторяет про себя строчку стихотворения, которую запомнила крепко: cum digno, digna fuisse ferar – «знай она: стою достойного я». Она все спланировала. Когда их любовь увенчалась бы близостью, они стали бы парой, пусть и неофициально. Ее отец наверняка вспылил бы, когда она сообщила бы ему эту новость, но Миирия всегда умела заставить его плясать под свою дудку. Он бы смирился, увидев, что их любовь реальна и какое счастье дарит она его дочери!

Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!

Пусть ворчат старики – что нам их ропот?За него не дадим монетки медной!Пусть восходят и вновь заходят звезды, —Помни: только лишь день погаснет краткий,Бесконечную ночь нам спать придется.Катулл, Стихотворения, 5