Один континент

- Вот как? Ушли за пределы острова? И это после слов о дележке территории?

- Алекс, они правда ушли, одни подались на Север, другие ушли на Юг, третьи двинули к

Вашингтону, все как и планировали. Я сам проводил их до Нью-Джерси и позаботился о том,

чтобы ничего не случилось.

- А Анна и Билл?

- Они обратились и пришли к дому той ночью, толклись там до самого восхода солнца. Я

спустился и убил их, чтобы ты не увидела их такими. Чтобы ты не погибла от руки тех, кого

когда-то знала и любила.

Мне очень хочется верить, что это правда. Ведь иначе, получается так, что я и в самом деле

наивная, по уши влюбленная в него идиотка.

- Прости, что не сказал тебе о выжившем мире, еще более жестоком, чем все происходящее

здесь. Прости, что не спешу умереть или подвергнуть опасности тебя. Прости, что не могу

спасти каждого человека.

- И меня?

Он прикасается к моему лицу, проводит по щеке, убирая тонкие полоски прядей мне за ухо, а

затем все же обнимает, с силой прижимая к себе.

- Нет, - говорит он мне на ухо и сжимает так сильно, что я задыхаюсь. - Только не тебя.

Джейк наконец отклоняется в сторону и смотрит мне в лицо. Я же смотрю в его серые глаза и

вижу столько печали.

- Извини, что я такой, - он проводит по моим волосам, тут же запуская в них пальцы. - Я

вампир, я чудовище, которое убивало и убивает людей, по-другому уже не будет.

Я не могу справиться с собой, делая судорожный вздох, глаза наполняются слезами, а к горлу

подкатывает соленый ком.

- Джейк дело ведь…

Я тянусь к нему, приподнимаясь на носочках, целую теплые губы, обнимая его за шею.

Третьего не дано. Я или верю ему, или  нет.

Хотелось бы мне сказать, что все вернулось на круги своя и мы зажили, как прежде. Нет-нет,

лучше, чем было!

Ничего подобного.

Тот мир бесил меня с каждым днем все больше и больше.

Он существовал в прежнем ритме: нефть дорожала, политики проталкивали свои законы,

воевали, устраивали подковерные игры; ученые совершали новые бесполезные открытия, стихия

погребала под снегом города и дороги, смывала деревни, будила вулканы; пиарщики запускали

в эфир рекламные акции, обещавшие умопомрачительные скидки во всех моллах страны,

корреспонденты делились сплетнями из мира кино и эстрады.

Люди жили, как ни в чем не бывало и готовились к Рождеству.

Нас официально не существовало.

Из динамиков радио льется музыка, выплескивая в мрачную действительность знакомые и

незнакомые мне праздничные песни, слышится знакомое “хо-хо-хо”, бесконечные пожелания

счастливого Рождества.

Оглядываешься по сторонам и с трудом веришь в происходящее.

Дома ветшают на глазах, поврежденные этажи, лоджии, балконы, перекрытия рушатся, падают

вниз, погребая под собой существ и угрожают сделать тоже самое с кем-нибудь из нас.

Если смотреть ночью на темную громадину города можно увидеть, как меняется его облик, как

с темного его трафарета исчезают некоторые прямоугольники и острые углы.

Мы стараемся ходить подальше от небоскребов.

Плюсы от таких разрушений тоже есть - тварей становится куда меньше и в завалах можно

найти что-нибудь интересное. Что не портится и не ломается упав с огромной высоты? Ткань,

бумага, дерево.

Джейк просит нас быть осторожными. Манхэттен заполонили мертвые. Они бродят толпами, они

разбредаются по улицам и ждут чего-то.  Завидев нас, они обрадовавшись несутся к нам,

подняв руки для приветственных объятий, но не доходят, падают по кусочкам на землю.

Пока, мы справляемся с ними или убегаем. Особенно преуспели в этом дети. Это превратилось

для них в некое развлечение, они кромсают их на части, со всей силы бьют ногами.

- Алекс, это еще лучше, чем в играх.

Лиза согласно кивает, становясь рядом с другом, отпихивая его в сторону.

- Да, но только сохраниться у тебя не получится.

Лиз наконец заговорила. Началось все с “привет” и милой улыбки поздней ночью, когда она

вышла, чтобы попить воды и больше не прекращалось.

- Лучше бы это были только игры, - говорю я, не возмущаясь и не укоряя за их страшное

развлечение.

Эти трупы когда-то были людьми. Иногда, ребята называют их именами прежних знакомых, что

успели досадить им в прошлой жизни.

Кошмарно? Ужасно? Дико? Да. Да! Да, черт возьми!

И, несмотря на это, я не могу запретить им это. Они должны тренироваться, не только

таскать тяжести на своих хрупких плечах и в тонких пальцах.

Двое ребят совсем не похожи на тех школьников, что я видела в Америке - они слишком худы,

их темные глаза смотрят совсем не детскими взглядами, внимательными, цепкими. Они не

похожи на моих воспитанников в Кении - они жилистые и куда более жестокие, они

самостоятельные и не ждут никакой помощи извне.

Глядя на играющее пламя в глубине огромных бочек, на нагретые автомобильные диски

удерживающие их на месте и спасающие нас от пожара, я все чаще ловлю себя на мысли, как же

убого мы живем.

Кто назовет это романтикой. Но нет.

Электричество, вода в бутылях с помпой, приставка, огонь в печи, укрепленное жилище,

горячая еда - это комфорт, безопасность и уют. Я недолюбливаю последнее слово потому что

оно характеризует то положение вещей, тот образ жизни, когда делаешь из дерьма конфетку.