Один континент

Я радуюсь тому что у нас есть книги, чистая бумага, куча канцелярии. Я читаю им и пишу

письма, очень часто прошу их сделать тоже самое. Маленькое сочинение на свободную тему.

Я рада, что у нас появилось радио и мы можем слушать новости. Дети, слушая его, часто

задают мне вопросы, а я отвечаю, объясняю значение непонятных для них слов.

Я знаю, что надо выключить его, а еще лучше разбить не молотком так битой, только бы не

травить душу, но не могу. Я наоборот врубаю его на полную катушку и на многие километры

вокруг разливается музыка.

Джейк никак не комментирует мое самоистязание, не пытается утешить или поднять, если такое

случается, мое плохое настроение. Мы больше не возвращаемся к вопросу о походе на Юг, не

вспоминаем о яхте и даже больше - я не хожу туда.

Баллончик с белой краской стоит без дела под мойкой.

Я понимаю, что не пойду никуда без него и не оставлю его здесь. Верю, что все изменится и

он наконец, передумает. Это чувство, среднее между надеждой и трусостью, пугает меня,

заставляет выделяться какой-то неприятный осадок, что оседает и копится. Он отравляет меня

еще хуже, чем двуличный мир вокруг.

Бинг[1] и Фрэнк[2] заставляют меня вспомнить все прошлые праздники, особенно ярко меня

греют воспоминания о тех, что я провела в отцовском кабинете.

Там было все то, за что я так любила Рождество. Папа, книги, камин с тремя носками, мистер

Сноу, которому не нашлось места в общей гостиной, запах жареного хлеба.

Это и был дух моего Рождества. Самое вкусное, что я ела когда-либо.

В этот год на моем столе будет жареная ветчина из банки и рыба. Это тоже хорошо, но не

отлично. Я состою на девяносто процентов из воды, на восемь из консервантов и два процента

отдам всему остальному.

Луи Армстронг заставляет меня ненавидеть. Его песня “What A Wonderful World” взращивает и

певствует во мне это чувство.

Мысли о том мире, других людях по ту сторону океанов, морей и проливов не оставляют меня в

покое.

Это капризы, нежелание принять происходящее и признаки ПМС. Не иначе.

- Что ты хочешь на Рождество? - его пальцы обводят рисунок татуировки на моем животе, то

соскальзывают на низ живота, то продолжают вести по бедру.

Я не знаю.

Джейк уже не в первый раз задает мне этот вопрос. То, что я хочу он дать мне не может и не

хочет, а то, что есть здесь, мне вроде как и не нужно.

- Щекотно.

Минут двадцать тому назад было холодно и горячо, необычно и очень приятно. Кусочек льда

зажатый в губах вкупе с горячим языком может дарить незабываемые ощущения.

- Правда?

- Да.

Говорю я, наклоняясь к нему. Он еще во мне, мои мышцы сокращаются, обхватывая его член еще

сильнее.

Я целую его и быстро отстраняюсь. В комнате горит несколько свечей, я вижу его лицо и

очень хорошо отслеживаю тот момент, как его глаза сначала темнеют, а потом и вовсе

подсвечиваются золотисто-оранжевым цветом.

- Зря ты это.

Всего одно движение и вид перед моими глазами меняется, теперь я смотрю на потолок, а

Джейк - на меня сверху, укладывая на своих плечах сначала одну мою ногу, тут же целуя

щиколотку, потом вторую, затем притягивает к себе еще ближе, заполняя до предела.

- На это ведь и был весь расчет.

Его ладони обжигают кожу горячими прикосновениями, повторяя такой продолжительный и нежный

поцелуй на другой лодыжке.

- Мы можем еще переиграть, возвращай меня на место и я буду смеяться, - обещаю я ему,

слабо веря в такую возможность.

Я смотрю на свои ноги на его плечах, на целующего их мужчину. Он расслаблен, но как будто

бы и напряжен одновременно. Так играют мышцы его тела, вырисовываются на его животе,

груди, плечах и руках. Красивый, черт бы его побрал. И темпераментный.

- Позже, - говорит он мне, подтягивая еще выше.

Я закусываю губу, чтобы не застонать, не выдать себя так уж скоро. Его бедра с силой

врезаются в мои, еще и еще. Комната плывет перед глазами, я вижу только его, мужчину, что

хочет и трахает меня так как не делал никто и никогда. Он разводит мои ноги в сторону,

проводит по внутренней стороне бедер, оказываясь так близко и тесно, что вызывает новый

прилив теперь уже другого желания.

- Джейк!

Я не пытаюсь дотянуться до него. Уже не пытаюсь.

- Я тебя слушаю.

- Поцелуй меня, - прошу я, остро нуждаясь в этом прикосновении.

Его губы накрывают мои в поцелуе. Я тяну его к себе еще ближе. Пальцы чертят по его спине,

спускаясь на неподвижные бедра, вонзают ногти ему в ягодицу, за что в ответ я получаю рык.

- Алекссс.

О, да! У этого звука есть имя! Я улыбаюсь.

- Ты знаешь, что я хочу услышать, - говорит он мне в губы.

Теперь он терзает мою грудь, его губы с силой сжимают сосок, облизывают его, вбирают в рот

и тянут. Простынь закручивается в моих пальцах, трещат ее нитки.

Господи!

Я знаю чего хочу, чтобы он продолжил движение. Я знаю чего хочет он, одного единственного

слова произнесенного вслух.

Не сейчас.

Я не даю ему коснуться другого соска, накрываю его пальцами, качаю головой, но Джейк и

здесь находит выход - облизывает их, посасывает их кончики.

Боже ты мой!

Это действие подбрасывает в тело новую порцию не то удовольствия, не то возбуждения.

Не сегодня.

- Нет!..

- Нет?