Один соверен другого Августа

Боря имел бизнес на насекомых. Потому чем лучше его «деточки» питались, тем больше было у Бори шансов «навариться» на их размерах. Дома он выращивал экзотических десятисантиметровых скорпионов с розоватыми брюшками, разных мохнатых пауков и бабочек. Потом продавал их любителям.

– Вчера тарантула нашел возле лагеря, – объявил Боря, хотя все об этом знали. Август тоже участвовал в массовке студентов, собравшихся на крики ликовавшего охотника. Эта находка заставила облачиться в одежду самую впечатлительную часть лагеря. Но уже к вечеру тарантул превратился в лагерного любимца. Тем более, как Боря уверял, эти пауки редко живут колониями.

Боря настроил камеру и начал снимать трапезу, комментируя съемку:

– Перед нами кормление фаланги. Скоро Боря ее приручит и будет водить на поводке и зарабатывать на ней много денег. Ха-ха! Потом отдрессирую ее и спущу на твоего бульдога, Оленька. А?

Видимо, у Оли была чахлая собака, потому она промолчала.

– Слушай, Боря, а ты в профиль похож на нее, – заметил Август.

– Да и аппетит такой же, – добавила издали Оля, старшая из их «гарема».

– Я ведь, Оленька, Скорпион по гороскопу, потому и люблю этих тварей. У них самые сильные и красивые чувства.

– И органы чувств, – прибавила Оля, по-своему намекая на что-то в талантливом организме своего «султана». Жизнь в походе, особенно в составе «гарема», не оставляет равнодушных. И всю последующую жизнь Оле иногда будет сниться голый Боря, в пластиковой бутылке, сражающийся с трансформероподобной фалангой.

Между тем Боря довольно погладил свою лысеющую голову с действительно «сильным», мясистым носом.

После инзект-шоу компанией пошли купаться на пляж ближайшего санатория. Море разволновалось и набрасывалось метровыми волнами на берег. Сначала прыгали с пирса в воду, взбирались по лестнице и снова – в воду. Волны с силой бились о пирс, орошая бетон, не выпускали наверх, раздевали при подъеме. И Август не один раз наблюдал, как у Кати смывало набок с высоких грудей легенький лиф купальника, и она гологрудой богиней в пене, безгрешно веселясь, лезла вверх по лестнице на пирс.

Потом Боря придумал борьбу с волнами. Нужно было, изображая бесстрашного героя, гладиаторской стойкой встречать очередной пенящийся вал, силясь устоять перед его сокрушающей мощью. Эффект был в моменте столкновения, когда тело сметалось и вместе с бессильными водорослями бросалось на пляжный песок, обыгрывалось пеной и снова приглашалось назад на сцену битвы, уходящим шипением воды.

После очередного прыжка Август, уже уставший, решил проплыть до берега вдоль пирса метров пятьдесят. Несомый течением, он медленно приближался к пляжу. Подплывая к линии прибоя, Август вдруг обнаружил опасную ошибку в расчетах, но все же решил выбраться на сушу здесь. Пляж пустовал. Августа как щепку потащило к нему, но, не успев нащупать ногой дно, мощным морским насосом его потянуло назад под воду. Следующий вал не дал возможности перевести дыхание, и на оставшемся последнем воздухе в легких Августа поглотила пучина…

«Не может быть, чтобы так и именно сейчас»,– мелькнула в голове сморщенная от ужаса мысль. И будто новый хозяин – непрошенный доброжелатель в камуфляже спасателя – стал распоряжаться его организмом: сразу загремело адреналиновым набатом сердце; заложило уши; открылось подводное зрение, как второе дыхание, и казалось, что тишина, взвешенный песок под водой и пузырьки воздуха за одно мгновение познакомили его с вечностью. Инстинкт овладел телом, и, работая всеми мышцами, Август вырвался на поверхность, глотая с воздухом и воду, и песок, и водоросли. Его еще раз выбросило на плотный песчаный пляж, и он отчаянно вцепился в него пальцами, сопротивляясь морскому притяжению. Море, оцарапав тело когтями ракушек и песчинок, отступило, и Август, едва почувствовав отсутствие морского магнита, рванул с нижнего старта к родной суше. Стоя на пляже с бешено колотящимся сердцем, Август теперь глядел на море как на своего личного коварного врага…

После полудня жара спала. В студенческом лагере было малолюдно. Август сидел возле потухшего кострища на сухом стволе акации и перебирал струны на гитаре. Его Кати приняли привычный городской облик и ушли в санаторный киоск за пивом к прощальному ужину. Возле палаток вялились на солнышке оставшиеся студенты. Послепоходное умиротворение дышало от палаток и едва дымящихся кострищ.