Один триллион долларов

– Мне очень жаль это слышать, – ответил Грегорио голосом как полярный лед. – Это значит, что отныне мы чужие люди.

21

Позднее Джон вспоминал этот день как момент, когда его жизнь рывком переключилась на полный ход и он перестроился на полосу обгона, чтобы ускоряться и ускоряться, не видя, кого или что догоняет – или от чего бежит…

Маккейн позвонил еще раз, чтобы поставить его в известность, что он прилетит чартерным рейсом и что встречать его не надо, он приедет на такси. И утро превратилось в неподвижное ожидание. Солнце палило, не было ни ветерка, море лежало гладкое, как свинец. Даже в сухих кустах, где обычно свиристело, шелестело и чирикало, воцарилась бездыханная тишина. Из-за жары, должно быть, но Джону казалось, что цикады и певчие птицы замерли в ожидании вместе с ним. Он то и дело выходил на балкон перед гостевой комнатой, откуда хорошо просматривалась дорога, над которой дрожал зной. Больше ничего. Он всякий раз набирал воздух и снова уходил в прохладу, спрашивая себя, правильное ли принял решение.

Такси приехало, когда он зашел в кухню выпить стакан воды. Через кухонное окно он видел, как открылась дверца машины и наружу вывалилась массивная фигура Маккейна. В руках у него был только дипломат, и он опять умудрялся выглядеть неряшливо в костюме за четыре тысячи долларов.

Джон вышел ему навстречу.

– Мистер Фонтанелли, – воскликнул Маккейн, пыхтя так, будто ему пришлось всю дорогу толкать такси.

– Называйте меня Джон.

– Малькольм, – ответил Маккейн, пожимая ему руку.

Дом он не удостоил даже взглядом. Джон провел его в гостиную, где Маккейн немедленно расположился за журнальным столиком, будто зашел на минутку. Он раскрыл свой дипломат, извлек оттуда карту мира и развернул его на полированной поверхности.

– Какой город, – спросил он, – должен стать будущим центром мира?

– Что-что? – растерялся Джон.

– Речь идет о размещении штаб-квартиры фирмы. Мы откроем холдинговую компанию в качестве крыши для всех дальнейших мер, и у нее должна быть официальная штаб-квартира. Естественно, у нас будут филиалы по всему миру, но нам нужна централь. Вопрос: где?

Джон нерешительно склонился над картой мира:

– А какое место подошло бы лучше всего?

– Любое. Вы Джон Сальваторе Фонтанелли, богатейший человек всех времен. Где вы, там и верх.

– Хм-м. – Что-то мешало ему принять это решение здесь и сейчас, причина крылась в настроении. Но Маккейн явно ждал от него именно этого. Джон где-то читал, что вкус к принятию решений является одним из важнейших свойств руководящего персонала. – Как насчет Флоренции?

Маккейн кивнул, хоть и с колебанием.

– Флоренция. Хорошо, не хуже и не лучше любого другого места.

– В принципе мне все равно, – поспешно добавил Джон.

– Тогда я мог бы предложить вам Лондон. Не потому, что я там живу, и не потому, что в моем доме живет моя старая мать, – это все легко урегулировать, и я, естественно, подстроюсь к вашему решению. Но Лондон – важная финансовая площадка. С традициями. Если мы откроем штаб в лондонском Сити, это будет иметь значительную символическую ценность.

Джон пожал плечами.

– Хорошо. Лондон мне подходит.

– Чудесно. – Маккейн снова сложил карту мира. – Тогда мы открываем Fontanelli Enterprisesсо штабом в Лондоне. – Он мельком огляделся, как будто только сейчас заметил, что он в чужом доме, а не в своем бюро. – Будет нетрудно там же подобрать для вас соответствующее жилье.

– Что вам не нравится в этом? – удивился Джон.

Маккейн энергично поднял руки:

– Что вы, что вы. Дом в полном порядке. Не поймите меня неправильно… – казалось, он раздумывал, как ему выразить то, что вертелось у него на языке. – Вакки выстроили вас по своему образу и подобию, это сразу видно. Но у них не так много фантазии. Каким бы красивым ни был этот дом, это жилье обычного миллионера, а не богатейшего человека всех времен. С позиции даже миллиардера из конца списка журнала Forbesвы живете как бедняк.

– На это плевать, – сказал Джон. – Главное, мне здесь удобно.

– Дело не в этом. Для такого человека, как вы, удобство не цель, а нечто естественное. Основное условие, так сказать. – Маккейн сидел на диване, а Джон стоял по другую сторону журнального столика, но англичанину каким-то образом удавалось поглядывать на него так, будто строгий учитель доброжелательно склоняется к первокласснику. – Здесь действуют другие правила, Джон. Куда бы мы ни пошли, речь будет идти уже не о богатстве, а о власти. А в мире власти приходится играть по правилам власти, и нравится нам это или нет, но к этим правилам принадлежит и импонирующая манера держаться. Вы должны производить на других впечатление и указывать им их место. Вам придется стать самой сильной гориллой в стаде, вожаком, за которым следуют остальные. – Он попытался улыбнуться, но серьезность не ушла из его глаз. То был взгляд генерала, который должен повести свое войско в суровую битву. – И вы им станете. Поверьте мне.