Один триллион долларов

– Но ведь мы делаем все это не для того, чтобы огрести побольше денег, так? Я думал, мы здесь для того, чтобы выполнить задачу? Чтобы направить судьбу мира в другое русло?

Маккейн разглядывал свои ногти.

– Вы знаете, что я делаю все это не ради денег, Джон. Моя зарплата – это символ. Она показывает, что я – шеф самой крупной фирмы мира. С большим отрывомкрупнейшей фирмы мира. Потому и зарплата моя должна быть самой большой в мире, с отрывом, это вы понимаете? Такие вещи не удержишь в тайне. И я не хочу держать это в тайне. Когда я буду сидеть напротив кого-то из этих ребят, которые обычно воображают о себе черт знает что, я хочу, чтобы он знал, что я зарабатываю в пятьдесят раз больше, чем он. Такова игра, Джон. Он будет это знать и чувствовать себя маленьким и сделает все, что я ему скажу.

Джон снова глянул на число. Сто миллионов долларов. Разумеется, теоретически он может не подписывать этот договор. Деньги принадлежат ему, фирма принадлежит ему, все здесь принадлежит ему – стул, на котором сидит Маккейн, бумага, на которой распечатан договор, ручка, которой он должен был поставить свою подпись. Он мог зачеркнуть число и написать другое, двадцать миллионов, например, или двадцать пять, а то и десять, что уже целая куча денег, и если Маккейн с этим не согласится, то их пути разойдутся.

Теоретически. Практически он только что купил мультинефтяную компанию, офисное здание в много миллионов, нанял людей и наподписывал договоров… Он затеял дела, с которыми одному ему не управиться. Обо всем, что касается бизнеса и экономики, у него более смутное представление, чем у Мурали, хозяина пиццерии. Он был бы не в состоянии вести дела газетного киоска, не говоря уже о предприятии, собственный капитал которого был больше, чем вместе взятый капитал трехсот следующих за ним по величине предприятий.

Он почувствовал, что ладони у него вспотели. Как будто от бумаги исходил жар. Он бросил на Маккейна взгляд, но тот сидел, отвернувшись.

В конце концов, высокая зарплата – лишь часть рафинированного плана поскорее выйти на большие деньги? Джон почему-то чувствовал себя загнанным в угол. Собственно, дело было даже не в деньгах, а в чувстве, что ты целиком в чьих-то руках. А в своих аргументах Маккейн, должно быть, даже прав.

Выбора у него не было.

Джон снова взял ручку, которая выпала у него при чтении договора.

– Ну да, – он сделал слабую попытку придать этому вид суверенного решения. – Вы правы. Если подумать о масштабах, то все соответствует. – Он раскрыл последнюю страницу и черкнул свою подпись на отведенной для нее строке, быстро повторил процедуру на двух остальных экземплярах, один положил себе в папку, а остальные протянул Маккейну, который взял их без видимого волнения чувств.

Какое-то время длилась неловкая пауза.

– О'кей, – сказал Джон с деланой легкостью, откинулся и хлопнул в ладоши. – Когда начнем? Какие у нас намерения с техасцами?

Маккейн поднялся из кресла:

– Мы приветливо поговорим с правлением, всем пожмем руки и потом половину из них уволим.

– Что? Почему? – Джон моргал. Ему показалось, что в помещении стало градуса на два холоднее. – Ведь они хорошо работали, если Exxon оказался таким прибыльным?

– Наверняка. Но это не основание. Основание состоит в том, что мы должны внятно дать им понять, что слово теперь за нами.

– То есть?

– Мы поставим несколько наших людей.

Джон поднял руку:

– Погодите. Мне это не нравится. Я не хочу заниматься этими абсурдными играми во власть.

Маккейн холодно смотрел на него сверху вниз.

– Джон, в вашем сознании крепко засело одно представление, от которого вам нужно как можно скорее избавиться. Это представление, что мы можем делать то, что задумали, и при этом оставаться милыми, приятными для всех ребятами. – Он отрицательно покачал головой. – Забудьте об этом. То, что нам предстоит, – не прогулка и уж точно не приятная. Нас будут ненавидеть. Наши имена станут ругательствами лет на сто, а то и навсегда. Черчилль в свое время пообещал нам кровь, пот и слезы, но эта метафора уже поизносилась; второй раз людей ею не проймешь. Мы можем ни у кого не спрашивать разрешения, мы должны добиться того, чего должны добиться, а это лишь вопрос власти, так точно. О власти, Джон, вам еще многое предстоит узнать. В этом я вижу часть моей задачи – научить вас всему, что знаю сам. – Он поднял вверх оба экземпляра договора о своем найме. – Вот это – первый урок. Что вы из него извлекли?

Джон наморщил лоб:

– Что вы имеете в виду?

– Я подсунул вам договор с чрезмерно завышенными требованиями по зарплате, и вы его подписали, хотя нашли их решительно неприемлемыми. Почему?

– Потому что ваши аргументы по некотором размышлении убедили меня.

Маккейн тонко улыбнулся:

– Неправда.

– Почему же? Не восставать же мне из-за нескольких миллионов…