Один триллион долларов

– Позвольте мне вам объяснить. В 1525 году пересчитанные нами десять тысяч долларов были депонированы в учреждение, которое сегодня называлось бы банком. Тогда банков в нынешнем понимании еще не было, но зато в тогдашней Европе, особенно в Италии, было процветающее хозяйство и хорошо функционирующий рынок капитала. Подумайте только, Флоренция тогда была метрополия денег, в четырнадцатом веке ею владели такие богатеи, как Барди и Перуджи, а в пятнадцатом веке – Медичи. Существовал, правда, церковный запрет на ростовщичество, но его невозможно было придерживаться, потому что без процентов рынок капитала не может существовать: никто не станет давать ссуды, которые ничего не приносят, кроме убытка из-за инфляции. Инвестиции Джакомо Фонтанелли идеально совпали с развитием хорошо функционирующего международного рынка денег в шестнадцатом веке. Мой прародитель Микеланджело Вакки выбрал надежный способ вложения, хоть и сравнительно малодоходный – под четыре процента. Это значило, что в конце 1525 года в пересчете на доллары набежало четыреста долларов процентов, которые были прибавлены к исходной сумме, так что в следующем году инвестировалось уже не десять тысяч, а десять тысяч четыреста долларов. И так далее.

– Я знаю, что такое сложные проценты, – проворчал Джон, все еще ожидавший какого-то внезапного поворота сюжета: открытия сокровища инков, появления золотых приисков, чего-нибудь в этом роде. – Но ведь это же мелочь.

– О, я бы не сказал, – улыбнулся старик и взял в руки лист бумаги, на котором стояли длинные колонки цифр. – Как и большинство людей, вы недооцениваете, что могут сделать сложные проценты в союзе со временем. А ведь это легко подсчитать, поскольку, хоть фактические условия всегда слегка изменяются, в среднем мы смогли все это время держать четыре процента начисления. Это значило, что в 1530 году, пять лет спустя после основания счета, сумма составляла уже больше двенадцати тысяч долларов в пересчете на сегодняшние деньги. В 1540 году это было уже восемнадцать тысяч, а к 1543 году сумма удвоилась. Соответственно, удвоилась и сумма начислений.

Джон предчувствовал что-то, хотя не смог бы сказать, что именно. Но что-то великое. Что-то захватывающее дух. Что-то вроде айсберга, вроде обрушения мамонтового дерева.

– А дальше, – улыбнулся Кристофоро Вакки, – все идет, как в истории про шахматную доску и рисовые зернышки, число которых на каждой следующей клетке удваивалось. Потому что четыре процента годовых означают, что капитал удваивается каждые восемнадцать лет. В 1550 году он составлял двадцать шесть тысяч долларов, в 1600 году уже сто девяносто тысяч. В 1643-м была преодолена граница миллиона. В 1700-м было девять с половиной миллионов, в 1800-м уже четыреста восемьдесят миллионов долларов, а в 1819 году был достигнут миллиард…

– Боже мой, – прошептал Джон и снова ощутил на себе давящую тяжесть чего-то огромного, неподъемного. Только на сей раз оно навалилось на него со всей мощью. Пощады больше не было.

– Когда начался двадцатый век, – безжалостно продолжал старик, – состояние Фонтанелли переросло двадцать четыре миллиарда долларов, разделенное на тысячи счетов, распределенные по тысячам банков. Когда началась Вторая мировая война, это было уже сто двенадцать миллиардов долларов, а когда она закончилась – сто сорок два миллиарда. К решающему дню, то есть вчера, состояние составило – уже вашесостояние – приятно круглую сумму почти ровно в один триллион долларов. – Он самодовольно улыбнулся: – Со всеми процентами и процентами на проценты.

Джон глупо таращился на адвоката, двигая нижней челюстью, но не произнося при этом ни звука, потом откашлялся и, наконец, прохрипел голосом туберкулезника:

– Один триллион

долларов?

– Один триллион. Это тысяча миллиардов. – Кристофоро Вакки кивнул. – Это значит, вы самый богатый на земле человек, даже богатейший человек всех времен, и с большим отрывом. Триллион долларов только за один этот год принесет вам не меньше сорока миллиардовдолларов процентов. Есть на свете две-три сотни долларовых миллиардеров, смотря по тому, как считать, но вряд ли среди них наберется десяток, чье состояние больше ваших процентов за один этот год. Никто никогда не имел хотя бы приблизительно столько денег, сколько будете иметь вы.

– Если поделить годовые проценты, – ревниво взял слово Эдуардо Вакки, – то окажется, что с каждым вашим вдохом вы становитесь богаче на четыре тысячи долларов.

Джон пребывал в состоянии, близком к шоковому. Сказать, что он не мог уразуметь происходящего, было бы недопустимым преуменьшением. На самом деле его мысли вертелись, как скоростная центрифуга, в голове роились отрывочные воспоминания, страхи и болезненный опыт, связанный с деньгами – вернее, с их отсутствием, – и все это превратилось в такой бурный поток эмоций, что в нем кто-то дернул стоп-кран, и полетели все предохранители.

– Триллион, – сказал он. – Просто проценты и проценты на проценты.

– И пятьсот лет времени, – добавил Вакки.

– Это так просто. Любоймог бы это сделать.