После ужина замечаю, что вся семья собралась во дворе. Пожилые, молодые, дети, женщины – все сидят вокруг жаровни. Осталась одна пустая табуретка – для меня. Все хотят поговорить, расспросить меня, и я, хоть и жажду отправиться поспать, чувствую себя обязанным остаться с ними – в знак моей искренней признательности. Сажусь. Керосиновая лампа освещает главным образом лица ребятишек, они вне себя от радости. Бьюсь о заклад, они испытывают те же самые эмоции, что захватывали нас, мальчишек юга Италии, когда в 50-х годах группа кинооператоров приезжала в наш город для показа на центральной площади черно-белых документальных фильмов в дидактических целях. Начинаются вопросы: «Откуда ты приехал?», «Почему путешествуешь?», «Куда едешь?», «Сколько стран ты проехал?» Вопросы и ответы – один за другим. Отец Адама спрашивает, женат ли я и есть ли у меня дети. Вытаскиваю фотографию семьи, ее передают из рук в руки, кто-то рассматривает ее дважды. Когда вопросов нет, молчание заполняется улыбками и взглядами. Однако, уже поздно, чувствуется усталость – порой глаза у меня закрываются помимо воли. Отец Адама замечает это и говорит всем, что мне пора идти спать.
Я настолько вымотан, что как только добираюсь до кровати, проваливаюсь в сон, глубокий и спокойный сон без сновидений.
На рассвете меня будит крик петуха. Встаю и иду во двор. Мальчишки там. Они ждали моего пробуждения, чтобы испросить позволения помыть Веспу, и уже приготовили ведро, губку и мыло. Ну как я мог отказать им! После завтрака Адам интересуется, слышал ли я об Алексе Хейли и его книге «Корни». Отвечаю утвердительно и добавляю, что видел и телевизионный мини-сериал по мотивам романа. В нем описывается история жизни предков писателя по материнской линии, начиная с Кунты Кинте, захваченного в нынешней Гамбии во второй половине XVIII века и увезенного в США в качестве раба. Адам предлагает мне поехать на Веспе в Juffereh, посмотреть на места, где жил Кунта Кинте. Говорит, что расстояние всего-то пятнадцать километров. Я справляюсь по карте, но деревня на ней не обозначена. Приходится поверить на слово.
Приезжаем в Juffereh после двух с половиной часов тряски по ужасной грунтовой дороге на расстояние в тридцать пять километров. Я злюсь на себя, что доверился парнишке. Ведь знал же по личному опыту, что для многих африканцев и десять километров, и сто – одно и то же. Местечко – классическое африканское селение, где на крышах почти всех хижин вместо соломы теперь положены гофрированные листы. В обмен на скромное пожертвование маленький музей предлагает редким путешественникам лицезреть экспонаты, относящиеся к работорговле.
Мы с Адамом бегло осматриваем дом Кунты Кинте (а в самом ли это деле дом знаменитого раба?). Короче, все увиденное никак не компенсирует мне семьдесят километров в оба конца.
На следующий день, то есть 30 марта, я готов продолжить путешествие. Все мои новые друзья толпятся вокруг, чтобы попрощаться и пожелать удачи. Адам вызывается проводить меня до Барры, и я соглашаюсь, хотя его вес сделает управление и без того тяжело нагруженной Веспой более трудным. В Барре я сяду на паром через реку Гамбия и попаду сразу же в столицу, Банжул.
До сих пор я перемещался по местам, где уже побывал раньше, далее мне надлежит внимательно изучать карты и выбирать налучший маршрут. Утром каждого дня, усаживаясь на Веспу и запуская мотор, я не буду знать, где проведу следующую ночь, где и когда поем. Все будет отдано на волю случая. Через четверть часа я уже на окраине Банжула. Замечаю, что рюкзак на заднем багажнике закреплен не очень надежно. Останавливаюсь, чтобы приладить его как следует.
Стартуя после этой остановки, забываю про шлем. Решаю надеть его, как только выеду за город. В Африке белый, нарушающий правила, не останется незамеченным. Так и есть, на первом же полицейском посту поднятый жезл и подчеркнуто протяжный свисток повелевают мне остановиться. Без колебаний демонстрирую документы. Из-за легкомысленности я дал полиции повод наказать меня штрафом или – что еще хуже – выморщить деньги. Полицейский приглашает меня следовать за ним в разрушенное здание с другой стороны дороги. В комнате без пола и без оконных рам за хлипким столиком сидит офицер. Полицейский объясняет, что я был без шлема.