Один вечер в Амстердаме

Тот протестующе округлил глаза, но Марина вдруг увидела, что он боится человека, который заявил на нее свои права, и испугалась. Если от взгляда этого сухого мужчины дрожит сам Хофт, который даже дьяволу способен плюнуть в лицо, то ей и подавно следует опасаться. Менее чем через два часа она уже находилась в доме Генриха, в той самой воздушной тоге, которую несколько месяцев назад ей подарил Хофт. Генрих протянул платок, Марина вытерла им густо накрашенное лицо и вдруг всхлипнула.

— По-голландски хорошо говоришь? — поинтересовался Генрих и улыбнулся, потому что она закивала, но так и не произнесла ни одного слова. — Я стану звать тебя Эльзой. Мне нравится это имя, и оно тебе подходит больше, чем то, которое ты носишь. Ты не против?

— Нет, — тихо ответила она и неуверенно огляделась.

— Не бойся. — Генрих похлопал рукой по дивану, приглашая присесть рядом. — Ты голодна? — спросил он.

— Нет.

— Выпьешь?

— Нет.

Он рассмеялся.

— Надеюсь, ты знаешь и другие слова, — сказал он. — А сейчас ступай отдыхать.

В теплой гостиной немедленно появился охранник, который вежливо провел женщину в одну из спален, находящихся на втором этаже. Всю ночь Эльза ждала, когда дверь в комнату откроется и появится Генрих, но он не пришел. Утром пригласил ее позавтракать с ним, потом исчез на весь день, а вечером привез для нее огромный букет желтых роз и непонимающе смотрел на нее, расплакавшуюся при виде цветов.

Они проводили много времени вместе, в течение которого Генрих не предпринял ни одной попытки добиться близости, и постепенно Эльза успокоилась, поняв, что в первую очередь он видит в ней приятного компаньона, а не средство для удовлетворения похоти. Она почувствовала себя в безопасности, более того, прониклась нежностью к этому мягкому и интересному мужчине. Год спустя она получила от Генриха новые документы на имя Эльзы ван дер Ассен, а еще через два месяца стала его женой. Неплохая партия для проститутки, сменившей четыре борделя, а после поселившейся на красивой вилле, стоящей на озерах в самой престижной части Амстердама.

Генрих был удивительно веселым и приятным собеседником. Он любил живопись и неплохо рисовал, а однажды портрет Эльзы, написанный им лично, появился в ее спальне. Он и поныне там висит. Эльза, глядя на женщину, которая изображена на нем, не узнает себя, однако не потому, что та дама не похожа на нее, а потому, что на холсте изображена Эльза ван дер Ассен — красивая и уверенная в себе особа. В душе, как оказалось, она осталась Мариной Войтович, скромной медсестрой из военной части, где служил ее муж.

Генрих никогда не спрашивал у Эльзы о прошлом, да и о себе мало рассказывал. Ей не было известно, где он родился, учился, многие моменты из его жизни были загадкой. Порой он был замкнут, молчалив, либо, напротив, слишком возбужден и вспыльчив. Но как бы он ни вел себя, Эльза с удивлением наблюдала, что мужчины, входящие в круг его общения, благоговейно опускают перед ним головы и мгновенно выполняют приказы. В отличие от жены, которую Генрих обожал и с которой всегда был мягок, к другим он относился сурово, даже жестоко. Однако Эльзу это не беспокоило, потому что она не видела в поведении мужа угрозы для себя. Кроме того, в душе ее появилось снисхождение, так как она знала секрет, вернее, причину, которая способствовала превращению Генриха из доброго и спокойного подростка во влиятельного и страшного человека. В результате несчастного случая, произошедшего в далекой юности, о котором Генрих упомянул лишь однажды, он стал импотентом и всю свою нерастраченную сексуальную энергию воплощал в деятельности, которой занимался. У Генриха никогда не было женщины, и он лишь в теории знал, что собой представляет физический контакт. С женой он спал в одной кровати, но ни разу за весь брак не прикоснулся к ней, как любовник. Он обнимал ее, крепко прижимал к себе, часто целовал, но на большее не был способен. Впрочем, Эльза в тайне радовалась его недугу, потому что испытывала отвращение лишь при одной мысли о сексе. Одна лишь Эльза была посвящена в секрет мужа, и он знал, что она будет хранить его до конца жизни. Как-то, спустя много месяцев после их встречи, она спросила, что же он делал у Хофта.

— У этой дряни можно было увидеть самых красивых женщин, которых когда-либо создавала природа, — ответил он, улыбнувшись, и добавил: — И, дорогая, если бы не мое любопытство, мы бы никогда не встретились.