Один вечер в Амстердаме

Сема отключил телефон и усмехнулся. Ему нравилась манера Ирмы вести разговор. Крайне лаконично, без лишних сантиментов и витиеватостей. Но сейчас в ее голосе Сема уловил волнение. И хотя слова по-прежнему звучали холодно и жестко, внутреннее беспокойство проявлялось в каждой произнесенной букве. Сема недовольно пошевелил губами и задумался. Ирма никогда не посвящала его в свои дела и тем более не рассказывала о проблемах. Однако Семен чувствовал, что их у нее сейчас больше, чем обычно. Это настораживало и пугало. Раз Ирма нервничает, значит, все гораздо серьезнее, чем он предполагал. Не зря она приказала ему следить за Войтовичем. Видимо, в нем и той дамочке, появившейся здесь несколько минут назад, и находится ключ всех неприятностей, в которые попала Ирма.

Обдумывая, насколько далеко сможет зайти, чтобы помочь женщине, никогда не отказывающей в покровительстве, Семен понял, что и сам вляпался. Он, бывший зэк и картежник, испытал острое желание исчезнуть из города, однако не позволил себе бросить Ирму в ситуации, когда ей угрожала опасность. Зная, что и свою собственную жизнь подвергает опасности, причем неизвестно откуда исходящей, Сема принял решение остаться и защищать ту, которой многим обязан.

Как это часто бывает, вслед за пришедшим ответом на терзающие вопросы появляется временное облегчение, которое вскоре сменяется страхом. Сема кожей ощущал, что сегодняшний вечер принесет потери, а интуиция редко подводила его. Это заставило мобилизовать все душевные силы, напрячь каждую мышцу тела и сосредоточиться. Он словно готовился к прыжку в пропасть и боялся, что парашют за плечами не раскроется. В животе все скрутило от напряжения, к горлу подкатила тошнота, и Сема быстро сглотнул липкую слюну. С минуту он приходил в себя, потом отогнал машину в сторону, подальше от подъезда дома, где жил Войтович. Выйдя из машины, он встряхнул тощими руками и незаметно провел пальцами по пистолету, рукоятка которого торчала из-за пояса. Сразу стало легче дышать. Нагревшийся от тепла его тела металл придал уверенности. Сема быстро прошел по небольшой аллейке, усаженной молодыми акациями, и исчез в кустах, полностью слившись с темнотой.

Глава 24

Анри Брауэр с неприязнью посмотрел на Гордеева, выражение лица которого не только раздражало, но и вызывало откровенную досаду. Гордеев веселился с самого утра, постоянно улыбался и шутил, что приводило в замешательство и полковника Илина. Он также непонимающе посматривал на своего подчиненного.

— Почему радуешься? — спросил он. — Причин-то особых нет!

— Ну, как же, Евгений Владимирович? — возразил Гордеев. — У меня много поводов для веселья. Первый и главный: скоро отпуск. Второй — завтра берем Войтовича и всех его подопечных. А третий — очень хочется посмотреть, как станет выкручиваться Наумов, когда ему предъявят обвинения в сотрудничестве с Войтовичем и в совершении преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков. Не каждый день выпадает такая удача!

— Благодари Анри за свое хорошее настроение, — сказал Илин и подвинул стул к вентилятору, с наслаждением прикрыв глаза от прохладного потока. — Если бы не он, то и отпуск бы твой накрылся!

— Спасибо, месье Брауэр! — карикатурно заломил перед собой руки Антон Гордеев, с умилением посмотрев на Анри. — Да что с тобой? Улыбнись, хотя бы для приличия. Ты выполнил свою работу и нам помог. Чем не повод для веселья? Скоро вернешься домой и больше никогда не увидишь толстый живот полковника Илина.

Илин громко хмыкнул, потрогал не вмещающуюся в брюки круглую часть своего тела, потом быстро вскочил и вытянулся по струнке, так как в кабинет вошел генерал Махов.

— Здравствуйте, ребята, — обратился он ко всем находящимся в кабинете, но смотрел только на Анри. — Махов Алексей Константинович.

Генерал протянул руку, и Анри крепко сжал холодную ладонь. Генерал оценил это смелое и бодрое пожатие, которое для него многое означало. Мужчина понравился ему, потому что взгляд его был прямым и открытым, движения уверенными, без каких-либо признаков смущения или суетливости, внешность опрятной и весьма привлекательной. Генерал любил приятных людей, глядя на которых глаз радовался. Но ко всему прочему молодой человек напомнил ему о погибшем сыне. И хотя Костя был моложе этого синеглазого парня, да и выглядел по-другому, что-то общее было в их поведении и манере преподносить себя.

— Анри Брауэр, — представился Анри. — Рад познакомиться с вами, месье генерал. Мне многое о вас рассказывали. — Он кивнул в сторону Илина и Гордеева, улыбнувшись при этом.

Махов подождал, пока Гордеев переведет ему, что сказал голландец, и весело заискрил глазами.

— Да, эти двое любят почесать языками. Вы наверняка сами заметили.

— При всем моем уважении, месье генерал, — с чувством собственного достоинства произнес Гордеев, — я не стану переводить эту идиому.