В семье Полициймак вроде как без изменений, Лена всё краше, Игорь всё толще и ленивей, да и богаче. Хотя и я не беднее. Лиза по-прежнему в Москве, учится и набирается знаний. Первое время она писала чуть ли не каждый день. Произошли ли в ней какие-то физические изменения, я сказать не могу, так как за три года она ни разу не приехала, хотя родители её уговаривали. А насчёт фото она заявила ещё в первом письме: «Фотографии своей я Вам посылать не буду, для того, чтобы, когда мы снова с тобой увидимся, ты сошёл с ума от моей красоты. Но и ты не смей присылать своё, а, то я тоже хочу сохранить ваш образ в своей памяти, таким, каким он был тогда в последний день нашей встречи. Извините, что я прыгаю с «Вы» на «Ты». Просто на «ты» мне вас называть как-то неудобно, а на «вы» я не могу, так как люблю».
Я думал, что её влюблённость скоро пройдёт. Но время шло, а поток писем не прекращался, и в каждом говорилось о любви ко мне. Ей, возможно, так было легче, говорить о любви, не видя меня. По мере возможности, на весь этот поток я отвечал. Писал о том, что все её чувства пройдут, и она встретит ровесника, которого будет любить сильнее, чем меня, но этого она категорически не хотела слышать. Просил, чтоб она писала родителям, ибо знал, что туда она писала редко, о чём переживала Лена, а мне наоборот поменьше. Не знаю, повлияли ли мои уговоры или её чувства начали остывать, но писем стало меньше. И они уже не были наполнены той страстью и любовью, как первые письма. Приведу пример нескольких. Одно из первых: «Дорогой дядя Володя, прошёл всего только месяц, а мне кажется, что вечность. Я уже ненавижу этот город, и как вы только могли прожить здесь столько лет. Я ужасно скучаю по вам. Я не знаю, как смогу быть тут без вас». И вот спустя год текст писем стал спокойней, жизнерадостней. В них появились не только слова о любви, но эта тема всегда присутствовала: «Здравствуй, мой любимый и самый дорогой мне человек. Извини, что так давно не писала. Просто у меня сейчас не хватает времени. Я просто замоталась, учёба занимает очень много времени, да ещё здесь много чего интересного, особенно вечером. Но Вы дядя Володя поймите меня правильно, ты для меня единственный и неповторимый. Да кстати, ты представляешь, один парень признался мне в любви, это было так смешно. Что этот ребёнок знает о любви! И конечно я ему отказала, потому что у меня есть ты, мой самый умный, любимый и единственный на свете мне дорогой человек. Всегда ваша любящая Лиза».
Вот такие у меня в жизни дела. Пока всё.
У меня это в голове не укладывается. Как это могло произойти? Просто не могу поверить, хотя видел своими глазами. И, как бы мне хотелось в это не верить, но это произошло.
И виноват в этом я. И зачем я решил отмечать свой день рождения. Нужно было вообще всё отменить. Да и какого чёрта, им вчера загорелось ехать домой, я же просил!
Что теперь будет с Лизой? Как я буду смотреть ей в глаза. Она же сойдёт с ума.
Игорёк, Игорёк, почему ты меня не послушал. Я же говорил: не нужно ехать, ты был пьян, и всегда был упёрт как бык.
Послезавтра пройдут похороны, гробы будут закрыты, так как смотреть на это невозможно. А за Лизой ехать мне. Как я ей об этом скажу.
Двадцать пятого прошли похороны. Шёл страшный ливень, но народу было много, мы еле справлялись. Лиза была просто убита.
Наконец-таки разрешился вопрос с Лизой. Правда, пришлось дать денег, но это не главное. А главное, что получилось оформить опекунство на Ирину Фёдоровну, мать Лены.
На днях так же огласили завещание. Я даже не знал, что у Игоря оно имеется. И как следовало ожидать, главной наследницей в нём значилась Елизавета, но до наступления совершеннолетия управлять её частью фирмы буду я, без права продажи, а остальным имуществом – Ирина Фёдоровна.
Лиза, вроде, приходит в себя.
Но у меня всё не выходят из головы её глаза тогда в Москве, в кабинете директора школы. Когда она вошла, они просто светились. Но через мгновение, увидев что-то в моём лице она спросила: «Что с ними!». Я не в силах был, что-либо сказать, но она всё поняла.
На кладбище она не проронила ни слова, ни слезы. Она была, как каменная, как будто не в этом мире, смотрела в никуда и до-боли сжимала мою руку.
Как обычно на поминках было много слов, что мы тебя не оставим, всегда будем рядом и поможем, не смотря ни на что. Но никто из говоривших после так ни разу и не позвонил.
Я не знал, что мне делать уходить или остаться, но эту проблему разрешила сама Лиза: «Вов, я прошу тебя, пожалуйста, останься. А то просто я без тебя сойду с ума в этой квартире». Глаза её были полны слёз, за весь день она впервые позволила болью овладеть собой. Она прижалась к моей груди, и я почувствовал тепло её слёз льющихся градом. Она плакала молча без всхлипов, без рыданий. Лиза так и уснула у меня на груди. А я сидел всю ночь и любовался этим дитём, которое за последнее время так повзрослело.