Одиночество героя

— Ага, — татарин занял прямую, стрелковую позицию, прилаживая к плечу карабин с укороченным дулом — любимое оружие. Целился целую вечность, — у него было обостренное чувство ответственности. Осторожно потянул спусковой крючок. Оба увидели, как медленно падал Шалва, будто устраивался поудобнее лечь.

— Не может быть, — удивился снайпер.

— Добей эту сволочь, — поторопил Валерик. Затем по рации отдал команду боевым группам: все, что двигается, уничтожить. С этой секунды и заварилась смертоубийственная каша.

— Угомонился, — самодовольно сообщил Шамраев. — Пришлось пузо пробить. Шибко живучий.

— Второго, второго мочи!

Но второй, — это был Климов, — уже нырнул в салон — и черный «членовоз» начал неуклюже разворачиваться. Матерясь, Шамраев стрелял наугад, рассадил переднее стекло, остальные пули оставляли на бронированном корпусе только вмятины. И поджечь бензобак не удалось: там тоже металлическая заслонка.

— Попал? — спросил Валерик.

— Видимость плохой, — обиженно отозвался татарин. — Грязная работа. Извини, хозяин.

Валерик по рации с кем-то связался, велел позвать Филю. Филю позвали.

— Филя, ты?

— Так точно, Валерий Павлович. — Что творится, а? Как в кино.

— У тебя свое кино. Видишь черную «Чайку»?

— Да.

— Сядешь на хвост. Упустишь, пеняй на себя.

— Понял… А что, если?..

— Все, выполняй.

— Есть.

Зарево сражения высоко поднялось над Лосинкой, словно преждевременный рассвет. Пылали торговые склады на железнодорожной станции, выли собаки, ухали пушки. Сиротливо пикнула милицейская сирена и тут же заткнулась: в таком хоре ей делать нечего.

Валерик Шустов, как на прогулке, пересек смотровую площадку и приблизился к поверженному врагу. Шалва лежал на боку, прижав руки к животу, похожий на огромного моллюска. Валерик наступил на него ногой и перевернул. Он не испытывал радости от свершившегося возмездия. Просто хотел убедиться, что враг мертв.

— Ну что? — спросил примирительно. — Отвоевался, гнида? Жаль. Надо было тебя утопить.

Мертвый Шалва мечтательно задрал бороденку к звездам и ничего не ответил.

«Крайслер», дважды обстрелянный, все же вырвался из огненного кольца, но заплутал в переулках и уткнулся носом в тупик.

— Потуши фары, — сказал Бубон. — Давай прикинем.

— Чего прикидывать, — взорвался водитель. — Когти надо рвать.

Но свет убрал. Сражение осталось за спиной, в салон заглянула, прикоснулась к их разгоряченным лицам волшебная подмосковная ночь.

Загадочный визитер, прокравшийся в квартиру Бубона, как тать, убедил его, что только немедленная стрелка может спасти как его самого, Бубона, так, возможно, и его подельщиков бизнесменов. По всей вероятности, пришелец обладал модным даром внушения, иначе как объяснить легкость, с которой Бубон согласился с сомнительными аргументами. Правда, тот угадал подходящую минуту, когда Бубон от страха был не в себе. Через день-два, когда начал заново анализировать, было уже поздно что-либо менять. Уже Валерик Шустов подзарядился, а его не остановишь пустыми уговорами: тигр прыгнул!

— Возвращаемся за Хозяином, — сказал Бубон. Водитель оказался из малахольных, заблажил:

— Куда вернемся, куда?! Мясорубка-то какая! Там в живых никого нету.

Бубон этого парня видел впервые и удивился странному выбору Валерика.

— Возьми себя в руки, — холодно бросил он. — Что ты мандражишь, скотина! Если бросим Хозяина, тебе так и так хана.

Водитель и сам это понимал. Тяжко вздохнув, он выжал сцепление и развернулся. Звуки боя доносились глуше, реже, но не утихали. Как знамение панихиды, черная туча накатилась на луну, торчащую перед ними по ходу движения. Время от времени водитель врубал дальний свет, высекая из тьмы призрачные силуэты притаившейся Лосинки. Скорость держал такую, что пешком было бы быстрее.

— Может, прибавишь? — зло спросил Бубон. — Или надеешься ползком от смерти уйти?

Водитель не ответил, да и прибавлять не понадобилось. Перед выездом на пустырь из-за трансформаторной будки, словно из чрева ночи, выступил на шоссе паренек с противотанковой пушкой, у которой груша на конце. Шустрый такой паренек, расторопный. Пушку приладил к плечу и пальнул им в лоб. В сиянии звезд получилось эффектно.

У машины задрался передок, потом она перевернулась набок, но не загорелась.

У водителя голова треснула пополам, и даже мысль о возможном бегстве в ней не успела мелькнуть. Он умер мгновенно, не осознав, что произошло.

Симон Бубон, напротив, остался живой, хотя чудовищный удар вытряхнул его наизнанку. Почему-то в руках у него оказалась собственная ступня.

— Надо же, — посетовал он. — Ногу отчикало.

С грустью подумал, что никаких миллионов теперь не хватит, чтобы приладить ее обратно.

Дальше хлынула боль и отключила сознание…

Через Лосинку Филя Панков прокатился с потушенными фарами, держась от черной уродины «членовоза» на почтительном расстоянии. Его собственная девятая модель бурякового цвета сливалась с ночью очко в очко. Филя крался, прижимаясь к домам, не давая ни малейшей возможности себя обнаружить. Трудно, но азартно. Филя обожал ночной, тайный гон.