Прежде чем идти к начальству, заглянул в гостиную. Обстановка располагающая. Бар, светомузыка, чарующий Газманов: «Москва, звонят колокола…», — и несколько парней, развалившихся в креслах. Ослепительная блондинка на карманном подиуме ублажала их чем-то вроде танца живота. Под газмановские колокола не очень ложилось, но блондинка справлялась. Она так самозабвенно извивалась, что у Климова, давно отлученного от женщин, защипало в глазах. Он помаячил в дверях и поскорее вернулся в коридор, продолговатый, как кишка. Здесь дежурили двое головорезов с автоматами. Они сидели на табуретках на солидном расстоянии друг от друга и повернули к нему головы, точно два сфинкса. В коридор выходило с десяток дверей: вероятно, те самые массажные кабинеты.
Климов с независимым видом, но сутулясь еще больше, прошествовал в конец коридора и, постучав, толкнул дверь в кабинет. В комнате, меблированной под офис, находились двое: раскормленная, пышная брюнетка цыганистого обличья и невзрачный мужичок лет тридцати пяти с культяшкой вместо левой руки. Они пристроились на диване, перед столиком с закуской и бутылками. Женщина опалила вошедшего огненным взглядом, а на лице мужчины застыло столь двуличное выражение, что Климову захотелось перекреститься. Он знал, кто это. Генерал Колосов выполнил обещание, поднял по «молнии» поисковую службу, и через несколько часов Климов получил точную наводку на фирму «Грезы». После этого связался с конторой и заказал по факсу ориентировку на ее сотрудников. Информации было негусто. Директор фирмы, Николай Павлович Звонарев, шестерка Шалвы, появился в Москве года четыре назад, но между его появлением и давней отсидкой (кража со взломом) в сводке зиял странный десятилетний пробел. Выйдя на волю в 1983 году, он напрочь исчез из поля зрения правоохранительных органов. Где находился все это время, чем занимался — пустота. Ни с одним из нынешних криминальных авторитетов его идентифицировать не удалось. Человек вышел из тюрьмы и на десять лет провалился в небытие. У Климова не было желания размышлять над поразительным феноменом, свидетельствующим, разумеется, прежде всего о каком-то сбое надзорной бюрократической системы: по тюремной жизни Николай Звонарев характеризовался как человек контактный, предприимчивый, уклончивый, жадный — нормальный выносливый зек. Из особых качеств упоминалась склонность к внезапным, немотивированным вспышкам злобы, что в принципе противоречило остальным характеристикам.
С Кармен (Гнездилина Кармен Ивановна) проще: вся ее предыдущая жизнь как на ладони. Привлекалась еще в советское время по подозрению в содержании притона, но легко доказала, что она народная целительница и гадалка. На такой случай в прежнем кодексе тоже имелась статья, но по ней редко кто проходил на суде, разве что в пристежку к другой, более серьезной статье. Рынок пришелся ей впору, как бальное платье принцессе. Она быстро прославилась как экстрасенс и прорицательница, наловчилась лечить ото всех болезней наложением рук, снимала порчу и предсказывала судьбу, на чем огребала крупную монету. Вскоре замелькала на телевидении в передаче «Третий глаз», потом сошлась с Шалвой, побыла в сожительницах. Наконец он пристроил ее в «Грезы», где Кармен Ивановна по рыночному положению уже стала недосягаемой для обыкновенного судебного преследования: уважаемый член общества, средний класс, предприниматель, опора государства. Звонарев указал на свободный стул:
— Садись, гостюшко дорогой. У нас безо всяких чинов, запросто. Какие проблемы?
Кармен добавила:
— Не с вами ли, сударь, мы час назад беседовали по телефону?
— Возможно, — Климов уселся, пригладил ладонью парик. — Хочу оговорить, что пришел скорее для ознакомления, чем для активного времяпрепровождения.
— Как это? — уточнил Звонарев. — У вас нет денег?
Климов смотрел не на него, а на Кармен: его сразу очаровала эта женщина, в ее темных, пылающих страстью очах смутно отражался весь тот порочный мир, куда мужчин порой подсознательно тянет, как в омут.
— При чем тут деньги? — поморщился он с досадой. — Я работаю в префектуре, в комиссии по малому бизнесу. К примеру, возьмем ваше заведение. Оно, конечно, необходимо и имеет свою социально-оздоровительную функцию. Но встает важный вопрос. Почему подобные фирмы обслуживают все же довольно специфический контингент? Почему порядочные люди, цвет общества, бизнесмены, банкиры, деятели культуры, избегают посещать подобные места? Что это — следствие инерции обветшалых моральных догм или убогая, односторонняя реклама?
Кармен и Звонарев слушали его, фигурально говоря, набычась. Николай Павлович не выдержал:
— Ты что, мужик, кольнулся, что ли? Как это не посещают? Да к нам сам Лев Ионович третьего дня заезжали. Два часа в парилке балдели.
— Лев Ионович? — деловито переспросил Климов. — Из мэрии? Вы имеете в виду Починюка?
— Я имею в виду, коли вы, господин хороший, надеетесь на халявку проскочить, у нас не заведено. У нас фирма с репутацией. Прейскурант единый для всех. Если угодно, Лев Ионович полторы штуки отстегнул не глядя.