Одиночка

— Не торопитесь, дорогая, — лагеркоммандант расстегнул верхнюю пуговицу кителя и прошел вглубь дома. Его сапоги гремели по деревянному полу. — Гедда!

— Прошу прощения, — выговорила фрау Акерманн. Она все еще стояла, краска отлила от ее лица. — Я ждала его позже. Боюсь, нам лучше продолжить в другой раз. — Ее щеки вспыхнули, и когда она посмотрела на Лео, он увидел на ее лице смесь сожаления и страха.

— Разумеется, фрау Акерманн, — Лео поднялся вслед за ней. Он принялся было расставлять фигуры по местам. Он был уверен, что это была их последняя игра. Больше его не пригласят.

— Не надо, прошу вас, — фрау Акерманн протянула руку, чтобы остановить его. — На следующей неделе мы продолжим.

Глава 21

Шестью месяцами ранее

Лос-Аламос, штат Нью-Мексико

Высокий нескладный мужчина, одетый в клетчатый пиджак и коричневую шляпу, приблизился к покрытому пылью седану, только что проделавшему полуторачасовой путь от Санта-Фе.

Навстречу ему из машины вылез человек с редеющей седой шевелюрой, покатыми плечами, высоким лбом и печальными глубоко посаженными глазами.

— Бор, — Роберт Оппенгеймер обнял знаменитого датского физика, прибывшего в самый охраняемый в мире научно-исследовательский центр. Здесь работали десятки выдающихся физиков, химиков и математиков, собранных по всему миру для участия в секретном Манхэттенском проекте.

— Роберт, — датчанин тепло пожал руку американцу. В свои пятьдесят восемь Нильс Бор входил в число самых авторитетных физиков-теоретиков в мире, он считался основателем квантовой теории. Перед войной Копенгагенские конференции собирали ведущих ученых в этой области под крышей его университета.

— Надеюсь, эта поездка была легче, чем марш-бросок до Лондона? — пошутил Оппенгеймер, похлопав датчанина по плечу.

Когда началась война, Бор и его семья оставались на родине, в Дании, уверенные в том, что нацисты не посмеют тронуть светило мировой величины, лауреата Нобелевской премии 1922 года. Однако Бор упорно не желал сотрудничать с оккупантами. Три месяца назад, в сентябре, ему сообщили, что его собираются арестовать и отправить в лагерь из-за еврейского происхождения его матери. Для человека его возраста арест был равносилен смертному приговору. В ту ночь Бор и его жена с одним чемоданом на двоих сели в лодку и, лавируя между минами и немецкими патрулями, под покровом ночи бежали через пролив Эресунн в нейтральную Швецию. Два месяца спустя, с парашютом за спиной и буквально теряя сознание от недостатка кислорода, самый знаменитый физик планеты летел в отсеке для бомб на борту британского бомбардировщика, перевозившего почту из Стокгольма в Лондон. После подобного головокружительного побега поездка на форде по петляющей автостраде до сверхсекретной базы в горах Сангре-де-Кристо могла быть приравнена к прогулке по побережью.

— Несопоставимо, если честно, — любезно ответил датчанин.

— Ну, мы все очень рады вашему приезду, — признался Оппенгеймер. — Я полагаю, вас тут ждут встречи со многими старыми друзьями.

Час спустя они собрались за обедом в коттедже Оппенгеймера: Ричард Фейнман, Ганс Бете и великий Энрико Ферми, сидя у камина, рассказывали Нильсу Бору о своих последних достижениях. Бора всегда волновало, каковы будут глобальные последствия создания подобного разрушительного оружия. За стейком он слушал коллег, пытаясь подавить восхищение теоретика достигнутыми ими успехами и чувство нарастающей тревоги. Они действительно делали реальностью то, что еще пару лет назад было предметом абстрактных рассуждений за бокалом коньяка после окончания научной конференции.

Теперь самой большой проблемой было отделение урана-235 от более тяжелого, но более распространенного изотопа — урана-238, в количествах, достаточных для возникновения необходимой серии цепных реакций.

И сделать это надо было как можно скорее — времени оставалось все меньше.

Они все хотели услышать, что думает Бор по поводу того, насколько продвинулся Гейзенберг, работавший на нацистов.

Набросав для Бора схемы на обеденных салфетках и скатертях, они обрисовали три возможных метода разделения изотопов: электромагнитная бомбардировка, термальная и газовая диффузии. Все методы были трудоемкими, требовали массы времени и колоссальных вложений. В Оук-Ридже, в штате Теннесси, на территории в семнадцать гектаров шло строительство огромных циклотронов — серии из пятидесяти восьми смежных зданий с гигантскими диффузионными резервуарами, способными разделять и затем выделять легкий изотоп в газообразном состоянии. Бор пришел в восторг. Это был крупнейший из когда-либо спроектированных и построенных человеком приборов. И самый дорогостоящий.