Одиночка

— Фундаментальная проблема заключается в том, чтобы вычислить количество атомов, которые проходят через отверстие, или миллион отверстий, за истекшее время, — подхватил Лео мысль профессора, — выраженное дельтой (t). Я правильно излагаю?

— Правильно, — признал Альфред.

— Затем, учитывая, что количество имеющихся атомов равно произведению объема диффузионного цилиндра, умноженного на плотность атомов р строчное (п) плюс прописное N в числителе, прописное V в знаменателе, где N количество атомов в цилиндре, а V — это… ну конечно, объем цилиндра.

— Хорошо, продолжай…

— С удовольствием. Количество атомов равно плотности атомов, помноженной на площадь поверхности цилиндра… затем умноженной на скорость, с которой атомы проходят… — Лео перевел дыхание. Он взял мелок и начертил уравнение на доске. — Ну как? — его глаза лучились от гордости.

— Впечатляет, сынок. Признаю, это было блестяще. Но говорил ли я, — Альфред начал писать на доске, — что не все атомы будут следовать оптимальной траектории, чтобы пройти через цилиндр? Это создает дисперсию. Чтобы это учесть…

— Чтобы это учесть, мы должны умножить указанную выше формулу на вероятность, с которой атом разовьет нужную скорость. Да, мы с вами это проходили, профессор. Я обещаю, — Лео постучал пальцем по лбу, — это все уже здесь.

— Ах да, — кивнул Альфред, признавая, что память подвела его. — Я вспомнил. Но говорил ли я…

— Говорили ли вы, что, следуя этой логике, мы можем взять наши два газа, уран-235 и уран-238, несмотря на разницу в их атомном весе, и определить уровень обогащения, который рассчитывается как… погодите… %(235) = 100 (х/х + 1), где х — это количество атомов урана-235 по отношению к количеству атомов 238? Да, это вы тоже мне объясняли, — Лео положил руку на плечо Альфреду. — Я клянусь, что все усвоил и все помню.

— В таком случае браво! — ответил Альфред с довольной улыбкой. — Значит, мы закончили.

Лео кивнул:

— Да, закончили. Правда, я до сих пор не понимаю, ради чего все это.

— Ты теперь первый в мире эксперт по газовой диффузии. Прими мои поздравления.

— Второй на самом деле.

— Ну, боюсь, скоро ты останешься единственным обладателем этого титула. Я говорил тебе, что есть люди, которые, узнав об этом…

— Да, профессор, вы говорили. Есть люди, которым нужно это узнать. Я все для них сохраню. — Но улыбка Лео погасла, и Альфред вновь увидел на его лице то выражение, которое он заметил прежде, но не смог распознать.

— Что-то тебя тревожит, мой мальчик?

— Ничего. Для меня главное, чтобы у вас все было хорошо. Допивайте…

— Добро, — Альфред отпил из кружки и мечтательно прикрыл глаза. — Не думал я, что придется еще испытать это удовольствие. Спасибо тебе, сынок. Да, не забудь про теорию смещений.

— Как же я могу ее забыть? Она отпечаталась в моей голове, как пешка на исходной позиции.

— Ну в таком случае, я свою миссию выполнил. Наверное, ты теперь захочешь избавиться от меня. Мне больше нечему тебя учить.

— Вы хотите сказать, что в вашем мощном мозгу не осталось ничего, чем вы могли бы со мной поделиться, профессор?

— Ты прав, кое-что еще есть, — ответил Альфред. — Термодиффузия… Это более сложный и не такой продуктивный процесс, — он лукаво глянул на Лео, качая головой. — И тем не менее…

Лео отложил доску и мелок.

— Ну, тогда возьмемся за дело?

— Да, но с тобой что-то происходит. Я вижу. Не притворяйся, мой мальчик. Мы ведь с тобой друзья.

После некоторого замешательства Лео признался:

— Она подарила мне еще кое-что. Помимо чая, — он запустил руку в карман и извлек оттуда нечто, зажав его в кулаке.

Когда он раскрыл ладонь, Альфред увидел шахматную фигуру — довольно изысканную ладью, очень детально выточенную из алебастра.

Лео отдал ладью профессору.

— Думаю, это означает, что наши игры закончились.

— Да, — согласился Альфред и положил ладонь на колено Лео. — Похоже на то.

— А это значит, что… — Лео улыбнулся, на этот раз покорно и печально.

— Это значит, тебе ужасно повезло, что ты научился от меня всему этому, — подмигнув, взбодрил его Альфред. — По крайней мере, ты выйдешь отсюда не с пустой головой.

— Не думаю я, что Любинский, или Марков, или с кем я еще соперничал за шахматной доской, согласятся с тем, что моя голова такая уж пустая.

— А что Любинский или Марков сделали для того, чтобы расширить знания человечества?

— Я еще вот что взял, — признался Лео, доставая помятый снимок. На нем была фрау Акерманн в лодке. Приподнятый козырек морской фуражки подчеркивал ее жизнерадостную улыбку и счастливые глаза. — Я увидел его среди фотографий и, когда она вышла, сунул в карман. Она выглядит такой счастливой.

Альфред понял, что это та самая женщина, которая ухаживала за ним в лазарете.

— Да, согласен.

— Она просто так от меня не откажется, — Лео посмотрел на профессора. — И от вас. Вот увидите.

— Давай не будем опережать события, Лео. Возможно, к этому приложил руку ее муж. Ты ведь знал, что он не был большим поклонником ваших игр. Пока остается надежда, жизнь продолжается. А если жизнь продолжается, всегда есть чему поучиться, не так ли? — Альфред улыбнулся.