Одиночка

Он снова пытался сдержать слезы. Его родители были мирными и тихими людьми. Они любили музыку, балет. В них не было ненависти даже по отношению к их мучителям. Значит, то, что он слышал, было правдой. Их тела просто бросили на улице, как трупы бездомных собак. С ними обошлись даже хуже, чем с преступниками.

— Извини, Натан. Я никак не могла тебе сообщить.

— Лиза, я думал, что ты погибла, — глаза Блюма сияли. — Я жил в кошмаре все это время.

— А я считала, что ты в безопасности. В Америке. А ты здесь! — Ее голос прозвучал сердито, осуждающе. — Ты же спасся! Папа так этого хотел. Как ты мог оказаться тут, Натан? Как?

— Быстро, иди сюда, — они отодвинулись подальше от музыкантов, продолжавших играть. — Подойди поближе. Лиза, я не могу все тебе рассказать, — торопливо пробормотал Блюм, — но ты должна мне верить. Я пробуду здесь только до ночи. Ты в женском лагере? Есть лаз через ограждение между лагерями?

— Нет, это невозможно, — она закачала головой. — Но что значит, ты здесь только до ночи? Посмотри на себя, ты же заключенный. О чем ты вообще говоришь, Натан?

Он огляделся, нет ли кого поблизости, кто мог бы подслушать их. Двор практически опустел. Все разошлись по баракам. Охрана вернулась на свои места. Времени у них было мало. В сторону лазарета шла женщина с ворохом простыней.

— Послушай, ты можешь прийти сюда позже? До темноты?

— Сюда?

— В главный лагерь. К часовой башне.

— Нет. Как только мы закончим играть, у меня не будет сюда доступа. Если меня тут заметят, убьют, как и любого другого заключенного. Но зачем ты хочешь, чтобы я сюда пришла? — недоумевала Лиза. — Что ты пытаешься мне сказать?

— Ты же играешь в оркестре. У тебя должны быть какие-то послабления. Что насчет лазарета?

— В нашем лагере свой лазарет.

— Тогда бежим сейчас.

— Сейчас?.. — она была испугана и расстроена.

— Нужно как-нибудь перебраться через проволоку. Я тебя спрячу. Лиза, я останусь здесь до вечера. Это наш единственный шанс.

— О чем ты говоришь, Натан? Я тебя не понимаю.

— Лиза! — прошептал кто-то сзади. Женщина из оркестра с тревогой указывала взглядом на что-то позади них.

Блюм оглянулся. В их сторону направлялся охранник.

— Лиза, в каком ты блоке в женском лагере? — быстро спросил он.

— В тринадцатом. Но зачем?

Он крепче сжал ее пальцы и приблизил к ней лицо.

— Лиза, я могу вытащить тебя отсюда! Понимаю, это звучит безумно, но ты должна довериться мне. У меня есть план. Но все случится сегодня ночью. Если ты можешь каким-либо образом вернуться сюда, любым способом, я смогу…

— Тсс, Натан! — Она смотрела ему за спину и дрожала от страха.

Подошедший сзади охранник огрел его прикладом винтовки между лопаток. Натан, вскрикнув, упал на колени.

— Никакого общения, голубки. — А ну давай, играй, — бросил он Лизе. — Иди, куда шел! — рявкнул он на Блюма. Или в следующий раз тебе придется познакомиться с другим концом винтовки, понятно?

— Да, — ответил Блюм, все еще сжимая руку сестры.

— Мы больше не будем, — дрожащим голосом пробормотала Лиза. — Пожалуйста, не стреляйте. Натан, надо уходить.

— Лиза… — сердце его разрывалось. Мы так и не договорились…

Охранник ткнул его под ребра, и Натан упал на землю.

— Ты что, не слышал меня? Убирайся! — он вскинул винтовку и прицелился в Блюма. — Сейчас же! Или хочешь, чтоб я вас обоих пристрелил? Шевелись!

— Нет, не надо! — взмолилась Лиза. — Мы уходим. Натан, иди! Слушайся его, — от горя и бессилия ее глаза наполнились слезами.

Блюм вытянул руку, чувствуя, как из нее выскальзывают ее пальцы. Возможно, они виделись в последний раз. Но он не мог так просто отпустить ее. Спустя три года. После того, как он чудесным образом обрел ее вновь. Теперь, когда у него была возможность спасти ее. Но охранник продолжал нависать над ним, и Блюм ничего не мог с этим поделать. Только наблюдать, как она беспомощно отступает прочь от колючей проволоки.

Страдая, он поднялся на ноги.

— Иди давай! — кричал немец, подталкивая его оружием. — Иди!

— Натан, прошу тебя… —

Лиза посмотрела на него в последний раз. — Я должна идти. Я люблю тебя. Будь осторожен.

— Я тебя найду, — пообещал он, удаляясь. Ноги его заплетались. Он говорил по-польски, зная, что немец не поймет его. — Я свяжусь с тобой. Сегодня вечером.

Охранник щелкнул затвором.

— Я сказал, хватит! Последнее предупреждение!

Лиза согласно кивнула брату, сквозь слезы блеснула надежда. Она поспешила на помост к своим коллегам-музыкантам. Но Блюм понимал, что обещания она не сможет сдержать.

Женщина с простынями поспешно зашагала прочь.

Лиза села на свое место в оркестре. Флейтист, сидевший рядом с ней, протянул ей инструмент. Она включилась с полтакта и продолжила играть свою партию. Уходя, Блюм оглянулся еще раз. Он понимал: возможно, больше он ее не увидит. Он мучился от того, что нашел ее всего на несколько минут — чтобы снова потерять.

— Твоя зазноба, жиденок? — ухмыльнулся охранник. — Я прямо заплачу сейчас.

— Да, — ответил Блюм, с трудом сдерживая эмоции. Он не мог просто так бросить ее здесь. И не бросит, плевать на операцию.

Не во второй раз.