Одиночка

— Хороший конь, — не чинясь, кивнул Матвей.

— Чистый аргамак, — гордо сообщил всадник. — Двести рублей золотом за него платил.

— Если ваш род такой богатый, зачем тогда твои люди ночью сюда пришли? — тут же отозвался парень. — Знаете ведь, мор тут был. Разве есть честь в том, чтобы из пустого дома что-то украсть?

— Сами пошли, — тихо зашипев сквозь сжатые зубы, ответил горец. — Случайно узнал, когда их семьи ко мне пришли. Где эти бараны?

— Бой был, — пожал плечами парень.

— Бой? Разве здесь еще кто-то остался? — удивился горец. — Почему тогда старший не пришел? Почему мальчишка вышел?

— Убили старшего, — быстро ответил парень, не давая ему разозлиться. — Старик один еще был. В бою убили. Только я и две женщины остались. Или ты хочешь, чтобы с тобой женщина говорила? — пустил он в ход самый весомый аргумент.

— Двое? — заметно растерялся горец. — Молодец, урус. Джигит, — неожиданно усмехнулся он. — Не боишься. Я тебе по десять рублей серебра за их тела дам. Скажи, где забрать.

— Скажи, пусть арбу прямо по улице гонят. Там покажут, — ответил Матвей, с усилием отодвигая воротину в сторону.

Горец жестом указал вознице направление, и тот ткнул ослика палкой. Скрипнув, арба вкатилась в станицу. Следом за ней двое молодых парней, спешившись, двинулись по улице, держа руки на рукоятях кинжалов. Проводив их взглядом, Матвей встал так, чтобы между ним и горцами оказался столб ворот. Пусть не высокий и не очень толстый, но хоть какое-то укрытие от первого выстрела.

— Умный джигит, — одобрительно усмехнулся горец, заметив его маневр. — Сколько за их коней хочешь?

Матвей замер, не понимая, о чем речь. И только спустя минуту сообразил, что речь идет о выкупе коней, на которых приехали убитые.

— Давай по двадцать рублей серебром за каждого коня, а тела я тебе так отдам, — решившись, предложил он.

— Почему? — удивился горец.

— Неправильно это, за мертвых деньги брать, — помолчав, высказался парень. — Не по-божески. Вы люди книги. Мы тоже. И нигде в книге не сказано, что так делать можно. У вас горе. У нас тоже горе. Неправильно это, — закончил он, запутавшись в собственных мыслях. Риторика никогда не была его сильной стороной.

— Молодец, джигит, — хлопнув себя ладонью по колену, одобрил горец. — Хорошо сказал. Так будет, — с этими словами он вытащил из-за пазухи увесистый кожаный мешочек и, коротко размахнувшись, перебросил его парню. — Сто монет, как сказал. Приведи коней.

— Арба проедет, приведу, — кивнул Матвей, то и дело оглядываясь на станицу и в любой момент ожидая выстрела.

Встретить горцев должна была Параша. Парень зарядил ей кремневое ружье, с которым старушка управлялась на удивление ловко.

— Не бойся, — понимающе усмехнулся горец. — Они только тела возьмут. Я не воевать приехал. Мое слово — закон.

Словно в ответ на его высказывание в конце улицы появилась арба, за которой спешили двое грузчиков. Дождавшись, когда они покинут территорию станицы, Матвей наполовину прикрыл воротину и отправился на двор к Никандру, куда увел добытых коней. Быстро отвязав животных от коновязи, он порадовался про себя, что не стал снимать с них седла, и повел всю пятерку к околице.

— Забирай, — протянул он поводья горцу, так и стоявшему у ворот.

— Джигит, урус, — скупо улыбнулся тот, забирая поводья коней. — Меня зовут Махмад-ходжа.

— Елисей, — представился парень местным именем. — Ты правда ходил в Мекку пешком? — не удержавшись, спросил он.

— Знаешь наши обычаи? — удивился горец.

— Я здесь родился, — пожал Матвей плечами.

— Да. Пешком ходил, — кивнул Махмад.

— Хорошее дело, — нашелся парень. — Нам в Иерусалим так просто не пройти. Турки не пускают. Много паломников наших у них рабами стало. Не думают турки, что против воли Бога идут.

— Все в руках Аллаха. Если сильно веришь, дойдешь, джигит, — улыбнулся в ответ горец и, разворачивая коня, громко, так, чтобы слышали его попутчики, добавил: — Живи спокойно, Елисей. Мой род в твой дом не придет больше. Это тебе я, Махмад-ходжа, обещаю.

— Ас-салам, — только и нашел, что ответить Матвей.

— Джигит, урус! — расхохотался горец и пришпорил коня.

— Чего это он такой радостный уехал? — раздался спустя несколько минут вопрос, и Матвей, провожавший гостей задумчивым взглядом, развернулся к бабке.

— Получилось с ним правильно поговорить, — устало вздохнул парень. — Зато слово дал, что из его рода к нам больше никто не придет.

— Да ты никак ему его бандитов бесплатно отдал, — вдруг вскинулась бабка.

— За коней сто рублей взял, а тела отдал, — кивнул Матвей.

— Ай да внучок, ай да хитрюга! — рассмеялась Степанида. — И честь свою показал, и внакладе не остался.

— Откуда чести взяться, ежели мертвыми врагами торговать? — не понял Матвей и, почувствовав слабость, прислонился плечом к воротине.

— Ты чего, внучок? — всполошилась бабка, заметив его состояние. — Неужто поплохело?

— Немного, — нехотя признался парень. — Я домой пойду, бабушка, — отдышавшись, сообщил он. — Тяжело еще мне.

— Ступай, милый, ступай, — закивала Степанида, пытаясь подхватить его под руку.

— Я сам, бабушка. Ты лучше скажи, как Никандра хоронить будем?