Одиночка

— Нет там зависти, — качнула бабка головой. — Жалеет, что не настоял. Да и то сказать. Один он остался. Скоро станица совсем вымрет. Марфа, вон, вчерась прямо в поле преставилась. Нагнулась с серпом колосья срезать, да так в землю и посунулась. Подбежали, а она уж и не дышит. Благо казаки успели на погосте заранее могил накопать. Так и схоронили, не отпетую. Батюшки-то тоже нет. Помер, — тяжело вздохнув, закончила Степанида. — Ты вот что, внучок, — помолчав, решительно заявила она. — Как на ноги встанешь, уходи отсюда.

— Как это уходи? — не понял Матвей. — А ты?

— А мне недолго уж осталось, — грустно улыбнулась женщина. — И то сказать, седьмой десяток лет небо копчу. Пора и честь знать. Ты главное, сам выживи. Род казачий сгинуть не должен. Помни это, Елисеюшка.

— Запомню, — коротко кивнул Матвей. — Но только не уйду я. Одну тебя не оставлю. И не спорь, — чуть надавив голосом, не дал он ей возразить. — Что я за казак буду, ежели родную кровь без пригляда брошу? Нет. Ты меня выходила, значит, как встану, мой черед за тобой смотреть придет.

— Храни тебя Христос, внучок, — перекрестила его Степанида. — Вырос, казачок. Весь в батьку. Такой же упрямый.

Еле слышно всхлипнув, она вышла из дома, и вскоре Матвей услышал, как она принялась доить козу, что-то приговаривая. Хозяйство у бабки было скромное. Полтора десятка кур да коза. Даже собаки во дворе не было. Зато была старая трехцветная разноглазая кошка. И именно она, тяжело запрыгнув на лавку, подошла к парню и, потершись головой о его локоть, хрипло мяукнула.

— Что, Мурка, и тебе тоскливо? — тихо спросил Матвей, почесывая ее за ухом.

Кошка аккуратно перебралась ему на колени и, свернувшись клубочком, заурчала неожиданно громко.

— Как моторчик тарахтит, — тихо вздохнул Матвей, откидываясь на стену дома и поглаживая животинку.

Ему и вправду было тоскливо. Хоть и шли дела на поправку, а выхода из создавшейся ситуации он так и не видел. Из задумчивости его вывело появление старого Никандра. На этот раз останавливаться за плетнем старик не стал. Тяжело перебравшись через высокий тын, он с кряхтением выпрямился и решительно направился прямиком к сидевшему на лавке парню. Только тут Матвей разглядел, что помимо клюки, с собой у него было и оружие.

Вышедшая из сарая Степанида, увидев его, удивленно остановилась и, отставив в сторону подойник, спросила, упирая кулаки в бедра:

— Ты чего это удумал, старый? Чего сюда железо это приволок?

— Не шуми, Степанида. По делу я, — строго цыкнул на нее старик. — И не к тебе, а к внуку твоему.

— Да ты в своем ли уме, старый? — не осталась бабка в долгу. — Мальчонка еле ноги таскает. Еще от болячки не отошел, он к нему с делами.

— Сказал же, помолчи, — скривился Никандр. — Помолчи да послушай. Потом голосить станешь.

Развернувшись, он поковылял до скамейки и принялся осторожно снимать с себя все принесенное. Капсюльное ружье, пара кинжалов бебутов в роскошных ножнах и две пары капсюльных же пистолетов. Последней он снял с пояса восточную саблю в простых ножнах. Ко всему этому пять пороховых рогов, металлически брякнувший узелок, явно тяжелый, и жестяная коробка из-под чая. Уложив все это на лавке рядом с парнем, старик сдернул с головы папаху и, перекрестившись, церемонно поклонился.

— Не побрезгуй, Елисей. Оружье это, что мной самим, что сынами моими с бою взято. Не хочу, чтобы пропало или в чужие руки ушло. Тебе род казачий продолжать, тебе его и носить.

Услышав его слова, Степанида тихо охнула и уставилась на сидящего Матвея широко распахнутыми глазами. Недоуменно покосившись на нее, парень осторожно снял с колен недовольно мявкнувшую кошку и, тяжело поднявшись, осторожно поклонился, держась левой рукой за жердь, поддерживавшую навес над крыльцом.

— Благодарствую, дядька Никандр, — прохрипел он внезапно осипшим горлом. — За честь да за веру твою.

— Спаси Христос, Елисей, — перекрестил его старик со слезами на глазах и, надев папаху, заковылял со двора.

— Чего это он, бабушка? — повернулся Матвей к Степаниде.

— Неужто не помнишь? — удивилась та, но потом, что-то сообразив, пояснила: — Лучшее он тебе отдал. Наследник ты ему теперь. Других-то не осталось. Никандр справным казаком был. Саблю эту он в Ширванский поход взял. Сам с эмира какого-то снял. Не смотри, что ножны простые. Там клинок булата настоящего. Да и остальное оружие доброе. А ты все правильно сделал, — вдруг одобрила она. — Не должна память рода впусте пропасть.

— Выходит, он специально все это отобрал, чтобы мне принести? — подумав, уточнил Матвей.

— Угу. Дома небось что поплоше заряженным держит. А это твое теперь. Ладно, внучок. Вечерять пора, — вздохнула женщина и, подхватив подойник, отправилась в дом.

Не удержавшись, Матвей поднял ружье и, быстро осмотрев его, с довольным видом усмехнулся. Это тоже был штуцер. Не так богато отделанный, как тот, что остался от отца, но судя по состоянию, тоже совсем не барахло. Припомнив, что подобное оружие в это время было очень редким и стоило больших денег, парень аккуратно отставил его в сторону и потянулся за саблей.