Одинокие в раю

Родительницу своего жениха Надя не знала и надеялась с ней познакомиться день в день. В свою очередь, и будущая свекровь собиралась тогда же увидеть свою невестку… Так они и провели в неведении битый час, с уверенностью, что запропастившийся жених наконец явится и внесет ясность в матримониальную ситуацию…

А тот явился подшофе, не извинился и привел дружка-свидетеля с лягушачьим галстуком на шее… Глядя на них, Тамара едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос. Очень уж они выглядели забавно, точно нашкодившие пацаны. О чем она и поделилась с Надей. Та сухо кивнула, не сглаживая под щеками напряженных скул.

Хроменькая занесла за спину руки, сцепила замком тощие пальцы и развернула прямые плечи. Хриплый голос завзятой курильщицы никак не вязался с ее субтильной фигуркой в длинном платье, располосованном змейкой до самого пояса… «Разозлил мамашу, Колька, ох и разозлил, – шепнула Тамара невесте, – аж в ушах звенит». «Прокурорша», – повторила Надя уголком губ…

Николай, перетаптываясь, смотрел на макушку гладко забранных седых волос своей мамаши со вздорным узлом на затылке. Да ладно, бухтел он виновато, выкатив подбородок на бабочку-кису. А дружок Димон развел пухлые кисти коротких рук и гундел: ну что вы, Вера Ильинична, в натуре.

– А ты помолчи! – взъярилась прокурорша. – Устала вызволять тебя из переделок, свидетель хренов.

Две пожилые дамы из глубины ротонды принялись громко увещевать подругу, мол, уймись, Вера: женится – образумится. Кончайте базарить, – какой-то дядечка перекрыл общий гвалт: где невеста, сейчас снова вызовут оформляться…

– В третий раз вызовут. Позор! – перевела дух будущая Надина свекровь. – Где ж наша невеста, Коля? Или в пивной забыл?

– Как где?! Тут должна быть! – трезво воскликнул Николай и выкрикнул тревожно в снующую по залу людскую толчею: – Надя! Надюха?!

– Неужто не дождалась? – испуганно пролепетал друг Димон. – Ушла? И Тамарка с ней?

– Правильно сделали! – сварливо проговорила Вера Ильинична, добавив с обидой: – Что же она пряталась-то?

– Черт ее знает! – огрызнулся Николай, ошалело вертя головой. – Надя…

– Здесь я, здесь. – Надя покинула укрытие.

Следом и Тамара появилась из-под портрета сановной особы. Ее костюмчик был точно в синий цвет одежды важного господина в пышном парике.

– На-а-адька! – Широкое лицо Николая улыбалось, наливаясь утерянным от волнения хмелем. – Расписываться пора, а ты…

– Вот и расписывайся… со своей мамой, козел.

Надя сунула в оттопыренный карман Николая серую коробочку с кольцом и вышла из зала.

Да и Тамара, признаться, растерялась от такой выходки. Не ожидала. Конечно, Николай проявил себя не лучшим образом, но так резко оборвать…

Она и Тамару обидела под горячую руку. Так и сказала на остановке автобуса, что хочет побыть одна. Одна! И никого не хочет больше видеть…

Тамара это поняла по-своему. И кажется, правильно поняла.

3

С некоторых пор Грин Тимофеевич даже бравировал своим одиночеством. Смирившись с тем, что жизнь больше не предлагала ему былого разнообразия, он поначалу переживал и отвечал на равнодушие к себе каким-то детским, наивным высокомерием. Потом смирился и, более того, находил в этом особое упоение. Да, возникали те или иные соблазны – чьи-то презентации, премьеры, гастроли знаменитостей, просто светские тусовки, – но не будучи «званым», делал вид, что они его не волнуют. Он даже и не замечает эту суету. То, чем иные восторгаются, считают престижным, он, Грин Зотов, считает пустяком. Он нисколько не огорчен быть незамеченным. Более того, он сам желает им быть. Мне плевать на ваше ко мне безразличие, говорил он своим поведением. То, чем владею я, чего достиг за все прошлые годы, гораздо, важнее вашего безразличия ко мне. И вы это сами знаете, и вас это выводит из себя. Ибо вы завистливы, вы готовы закопать друг друга ради своего мелкого тщеславия…