Одинокие

Когда глубина достигла груди, нести груз на плече стало неудобно. Оно сползло вперед (потому что канистра тянула вниз), и, хотя часть веса была уже потеряна в воде, приходилось удерживать скользкое тело двумя руками под мышками, а это было трудно, голова при этом безвольно болталась из стороны в сторону, норовя упасть ему на грудь. К тому же Пятаку совсем не хотелось прижимать мертвеца к себе, но так – получалось, и впечатление, что они обнимаются и танцуют, было полное. Он попробовал плыть, но тут обратил внимание, что он уже практически на середине, и тогда, уходя на короткий миг под воду с головою, он спружинил обеими ногами от неплотного дна и послал несопротивляющееся тело от себя. По инерции оно проплыло еще несколько метров, разворачиваясь по ходу течения, и, медленно, будто нехотя, погружаясь, через двадцать-тридцать секунд скрылось под водой.

– Прием ставок окончен. Контора закрыта. Букмекер умер.

Только сейчас Пятак ощутил освежающую прохладу апрельской воды. Он опять нырнул …Но не для того, чтобы посмотреть. Отфыркиваясь, вынырнул и поплыл, мощно работая руками.

Ночь. Темная вода и только плеск в тишине. Покой на планете.

Он плавал минут пятнадцать, потом – просто полежал на спине, поддерживая себя в таком положении легкими движениями кистей, наконец, решил – хватит, и двумя взмахами достиг берега, задев-таки рукою дно, и – выбрался.

Обратная дорога заняла на полчаса больше. Он не спешил, вел машину аккуратно, а под утро, подъезжая к городу, стал ощущать легкую сонливость.

«Что нужно мужику? Драка и смерть, женщина, трасса, холодная вода, рассвет и вот скоро – стакан коньяку и немного сна», – думал Пятак, устало поднимаясь по лестнице.

Глава 13. Нина в интерьере: с телефонной трубкой в руке и у зеркала

Телефонный звонок раздался сразу же, как только Светлана вошла в свой рабочий кабинет.

– Привет, Светка! Я тебе вчера весь вечер звонила, – затараторила Нина. – Рассказывай, подруга, – по голосу чувствовалось, что она сгорает от нетерпения и любопытства. – Тебя «смотрели»?

–Нет! – выпалила Светлана, не поздоровавшись, и Нина уловила в её голосе нотки радости.

– Ты его не нашла? – поинтересовалась она с небольшой паузой.

– Нашла? Был он там. Да ну его к черту. Я рада, что не открыл мне дверь.

– Значит, не получилось, – протянула Нина и осторожно заметила. – А, вообще-то, Клинкин – человек обязательный.

– К черту Клинкина.

– Тебе в любом случае необходима консультация. Я договорюсь снова, – предложила Нина.

– Нет! Уже не нужна.

– Нужна! – произнесла Нина настойчиво.

– Я отлично себя чувствую. Поняла? Отлично! А ты что подумала?

Нина услышала «нет» и предположила худшее: Светлана, не выдержав неопределенности, провалилась-таки в пропасть депрессии, решила пустить все на самотек, мол, пусть будет, что суждено, и все во власти Божьей – и Нина с облегчением вздохнула, не расслышав в словах подруги ни надрыва, ни жалости к себе самой, но тут же сообразила, и подобное отношение в перспективе тоже не сулит ничего хорошего.

– Света, отнесись, пожалуйста, серьезно. Тебе необходимо…

– Все! Хватит! – резко бросила Светлана.

– Света, будь добра, выслушай. Я же о тебе беспокоюсь.

– Не трать себя. Хватит! – оборвала её Светлана, выделив интонацией местоимение. Получилось грубо и зло.

– Хорошо! – Нина тоже разозлилась. – Дура!

Нина положила трубку.

Несколько секунд она сидела молча. Внезапно она встрепенулась, повела плечами, вскинула подбородок и, обращаясь куда-то за спину, но не поворачивая головы, а лишь давая понять, что знает, что он, невидимый ею собеседник – рядом, присутствует, слышит её, спросила:

– Почему ты этого не сделал? Забыл? Испугался? Я же просила тебя.

– Нет, я не испугался и не забыл, – ответил Клинкин тихо. И конец фразы прозвучал еще тише, чем её начало.

– Тогда почему? Напился! – в Нинином голосе послышалось нескрываемое раздражение.

– Да, напился! Захотел! – на этот раз с вызовом, срываясь на фальцет, произнес Клинкин. – Мне – надо! Необходимо! Сама знаешь! Ну, не встретил я твою подругу. Зато – и не обманул её. Что, умереть мне теперь? Я болен, болен, – последние слова он не выкрикнул, а как-то по-странному прошипел.

– Нет, не умирай. Просто уйди. Ты меня тяготишь, – выразила Нина свое настроение.

– Ухожу, – ответил он, едва шевельнув губами.

Раздался негромкий звук затворяемой двери.

– Ну, и ладно. Всё – к лучшему! – произнесла Нина, оставшись одна.

Кресло-вертушка вдруг само по себе повернулось вполоси, и Нина оказалась перед зеркалом-трельяжем – прямоугольное зеркало вполроста и две створки, расположенные к нему под тупым углом, образовывали правильную трапецию. Она наклонилась вперед, вплотную приблизила лицо к гладкой поверхности и внимательно всмотрелась в свое отражение: поры кожи и крошечные комочки пудры в них – грязный мартовский снег, залежавшийся в оврагах, и песчинки-точечки краски на веках, которые – как на ветке, стоит тряхнуть головою, и они сорвутся, и просыпятся вниз одноцветным конфетти.