Глеб с живой тьмой не работает. И возможно, не сойдет с ума. А если и сойдет, то не убьет жену и детей хотя бы потому, что нет у него ни жены, ни детей.
Какая-то совсем неправильная тема.
А у калитки их ждали и явно давно ждали, потому что вид у мужчины был донельзя раздраженным. Он то и дело прикасался к калитке, но убирал руку, чтобы вновь протянуть ее.
– Ой, – Ольга смутилась. – Кажется, я засиделась. Немного.
– Ольга! – мужчина несколько поспешно убрал руки за спину. – Что ты себе позволяешь? Ушла, никому не сказала ни слова! Что мы должны были подумать? Матушка заболела…
– Она всегда болеет, – проворчала Ольга, – особенно когда ей что-то нужно.
– Это переходит всякие границы!
Мужчина был красив. Пожалуй, даже слишком. Той утонченной красотой, которая свойственна древней крови и древней силе. Тонкие черты лица, настолько правильные, что Анна невольно залюбовалась. Правда, тотчас одернула себя: это было, в конце концов, неприлично.
– Прошу прощения, – он словно почувствовал на себе ее взгляд.
Светлые волосы слегка растрепаны, но в том Анне видится хитрый замысел личного куафера. Светлые глаза кажутся выцветшими, как осеннее небо, но это отнюдь не недостаток.
Светлая кожа. Светлые брови. И светлая же ясная улыбка.
– Мы не были представлены, но, надеюсь, вы простите мне некоторую вольность? – он прижал руку к сердцу и поклонился: – Олег.
– Анна…
Он и двигался мягко, плавно, завораживая этой плавностью. И силой, что окутывала его фигуру.
– Я слышал о вас от моей сестры. Надеюсь, она не слишком вас утомила? Ольга порой потрясающе бесцеремонна. Ее избаловали до невозможности…
– Можно подумать, его не баловали, – произнесла Ольга очень тихо и вздохнула. – Извините, но я и вправду несколько задержалась.
– Однако быть может, и к лучшему, – Олег больше не делал попыток прикоснуться к ограде. – Мне давно хотелось познакомиться с вами. Ольга столь живо рассказывала…
Ветер чуть коснулся щеки его и отпрянул, закружил над головой, раскидывая бабочек, которые посмели приблизиться.
Ветер пах сандалом. И мужчиной. Совершенно посторонним мужчиной, который разглядывал Анну пристально, и это было неприлично. Неправильно.
– Не смотрите ему в глаза, – посоветовала Ольга. – И скоро привыкнете. Это только поначалу оглушает, а потом… ничего. Такое вот наследство. Досталось.
– Ольга, нам пора.
– Конечно, – она тронула калитку. – Выйти получится? Спасибо. И быть может, вы к нам заглянете? На чай?
– Вечером, – поддержал Олег. – Думаю, матушке будет любопытно встретиться с вами…
– Ага, она любит встречаться с теми, кто мне интересен. И напрочь этот интерес отбивать. У них ко мне… но вы приходите. Думаю, вами она подавится.
Анна сомневалась, но почему-то кивнула.
Глава 26
Утром мальчишки подрались.
Глеб не знал, что именно стало причиной. Мрачность Калевого, который после вчерашнего вечера, проведенного на кухне, держался подчеркнуто отстраненно, зато потребовал к оладьям нож и кленовый сироп.
Язвительность Ильи.
Тихое шипение Миклоша, смолкавшее, стоило в поле зрения появиться Глебу.
Он и сам спал плохо, а потому был раздражен и, стоило признаться, невнимателен. И пропустил слова, после которых Богдан и Илья покатились по грязному полу.
Зазвенели тарелки.
И банка с сиропом оказалась на полу, добавляя грязи. Кто-то охнул, кто-то свистнул. Арвис поспешно забрался на подоконник, в который впился отросшими когтями. Два горшка с геранью – сдается, появились они лишь вчера – при этом полетели на пол.
– Хватит! – рявкнул Глеб.
Не услышали.
А в руке Ильи появился нож, который…
Он успел раньше. Клинок был слишком короток, а Илья – неумел, и нож, пробив куртку, лишь полоснул по ребрам, заставив Богдана лишь крепче стиснуть руки на горле врага.
– Хватит! – Глеб перехватил руку с ножом, стиснул, и, кажется, захрустела кость.
Но Илья не разжал пальцы, оскалился лишь и зарычал. Глухо так.
Ведро воды окатило прежде всего Глеба, а уж потом потекло по лицу Богдана, смывая маску ярости. И Илья отряхнулся, вдруг обмяк и вздохнул:
– Переборщил, да? – Он сполз с противника, и Глеб отпустил его.
Звякнул нож. Завозился Калевой, пытаясь встать.
Никто не плакал, кроме разве что Шурочки, который забился в угол и оттуда следил за остальными. Из круглых синих глаз катились слезы, но при этом Шурочка продолжал жевать блинчик, время от времени опуская руку, чтобы макнуть в лужу кленового сиропа.
– Вижу, вам и вправду помощь нелишней будет.
Этот парень был высок. Широкоплеч. Лыс. И голову его сложным узором покрывали шрамы. Они начинались над левой бровью, поднимались выше, на темя, где разбегались в стороны. Правое ухо почти отсутствовало, левое было характерно смято.
Борец, стало быть.
За спиной его печальной тенью маячил Земляной. Что характерно, с тазом в руках. С пустым тазом.
– Встали, – сказал гость вроде и негромко, но Шурочка икнул, сунул за щеку остатки блина и вскочил. Поднялся Богдан, трясясь всем телом. Вытянулся в струнку Илья…
И Глеб отряхнул холодную воду с волос:
– Стало быть, это вы…