Одинокий орк

Возле водоема на площадке уже собралась внушительная толпа, и как раз сейчас она двинулась в сторону одной из самых больших усадеб, в воротах которой стояли несколько женщин и мужчин. Мужчины были вооружены, женщины — нет, но смотрели весьма воинственно. Старшая, возле которой отирался костистый худощавый подросток, решительно сделала шаг вперед навстречу старейшине. Орчиха была еще молода, но отсутствие вышивки и белая отделка на ее кожаном переднике и шерстяном платье говорили о том, что она — вдова. Так же была одета, в платье без вышивки и с белой отделкой, еще одна женщина из четырех. Две другие цеплялись за вооруженных мужчин, с тревогой посматривая то на них, то на вдов.

В двух словах, дело было так.

Некоторое время назад скоропостижно скончался отец Брехта. Нет, он не был таким уж старым: сто четыре года не возраст для орков, среди которых есть и такие, кто перешагнул полуторавековой рубеж. Просто глава семьи, сильно сдавший после гибели на войне трех сыновей, не смог пережить потерю последнего, четвертого.

Горькую весть в горы доставил Дедих, сотник с Кораллового Острова, который был женат на самой младшей Брехтовой сестре. Его родич и подчиненный Брехт отправился сопровождать светловолосую шаманку и не вернулся в расположение части. Тогда Дедих стал его разыскивать. При этом он не придумал ничего лучше, как найти ту шаманку, с которой ушел молодой орк. Она нашлась на соседнем, Янтарном, Острове и согласилась встретиться с сотником. Девушка спокойно выслушала его, потом на минуту прикрыла глаза и произнесла странным голосом: «Вы больше никогда не увидите Брехта!» — после чего неожиданно расплакалась и убежала.

К шаманам у орков почтительное отношение, если, конечно, это не человеческие колдуны. Подробнее расспрашивать девушку Дедих не стал и сделал вывод, что никто никогда не увидит Брехта, поскольку тот погиб. Выяснять, где находится могила родственника, Дедих тоже не стал и отправил к его родителям гонца со скорбной вестью.

Получив сообщение, отец Брехта угас за несколько дней.

По обычаю, через три месяца после похорон должен был состояться раздел имущества покойного, но тут возникли сложности. Ибо наследников оказалось четверо: две вдовы старших сыновей и две старшие дочери (младшие жили далеко, и про них никто не подумал). У вдов были дети — у старшей четверо, у младшей двое. Из них три мальчика, самый младший из которых родился уже после смерти его отца, следовательно, вдовы имели право жить самостоятельно, своим домом.

Казалось бы, чего проще — разделить наследство на четыре части? Ан нет, ибо все упиралось во вдову покойного. Она была жива и по тому же обычаю имела право остаться в своем доме до смерти, а это значит, что одна из невесток должна была жить со свекровью под одной крышей. Но на это ни одна невестка не соглашалась.

Впрочем, были еще и дочери, которые были совсем не против позаботиться о матери, но тут на дыбы встали их мужья, не желавшие оказаться под каблуком у тещи — ведь вдова покойного оставалась главой семьи, и именно у нее должна была сохраниться власть. Дом и старая орчиха были неотделимы друг от друга, и предстояло решить, кто из наследников забирает свою долю имущества и уходит на все четыре стороны, а кто остается и получает дом и старуху в придачу.

Старейшина рода аш-Эль-Бран — старший брат покойного — подошел к вдовой снохе, которая уперла кулаки в бока, вызывающе глядя на него. Кроме мужчин рода Эль-Бран тут были и ее собственные братья, а также родичи всех заинтересованных сторон, так что толпа собралась нешуточная и моральная поддержка могла найтись у любого.

— Ну — спросил старейшина, — что вы решили?

— Я с нею не останусь! — категорично заявила орчиха. — Я долго прожила вместе с нею и…

— Отлично! — кивнул старейшина. — Тогда ты уходишь…

— Куда? — взвилась орчиха. — Я прожила в этом доме пятнадцать лет, родила здесь детей… Тут похоронен мой третий сыночек…[7] Я остаюсь… Я имею право!

— Твоя свекровь останется тут!

— Я сама будущая свекровь!

— Я тоже! — вступила в разговор ее невестка. — У меня тоже сын!

— А у меня их двое! — Орчиха выдернула вперед подростка. — Кроме того, тебе так и так нужно замуж выходить и переселяться к мужу!

— Тебе тоже!

— Это почему еще?

— Твой сын совсем ребенок! Он не может править домом и…

— Править буду я сама!

— Нет, не ты, а она!

— Вот еще!

Неизвестно, до чего бы договорились орчихи — может, и с кулаками бы друг на дружку полезли, а там и до столкновения родов бы дошло, — но в это время послышался быстро приближающийся крик: «Эль-Бран! Эль-Бран вернулся! Живой!»

На крики стали оборачиваться, и к тому времени, как к дому добрались Кхетт и Брехт с цепляющимся за него притихшим Льором, уже все смотрели только на Эль-Брана.

Старейшина встретил племянника внимательным взглядом, словно ощупал холодными серыми глазами. Из всех собравшихся такой цвет глаз был только у них двоих.

— Живой, — промолвил он.

— А что, меня уже похоронили? — огрызнулся Брехт.

— Откуда ты?

— Издалека.