Одинокий путник

- Пожалуйста! - крикнул он уходящим в деревню. - Приведите наших коней. Или принесите седельные сумки! Пожалуйста!

Кто-то из мужчин обернулся и кивнул ему. Лешек осторожно снял с колдуна кафтан и рубаху, но тот даже не поморщился. Рана была страшная, хотя и не опасная, если бы не потеря крови.

- Рви рубаху, перетянуть надо, - велел колдун. - И не дрожи ты так! Лекарь, тоже мне!

- Охто, тебе ведь больно! Как же…

- Ничего, я как-нибудь потерплю. Недолго осталось. Сейчас перетянешь, промоешь, и я рану крусталем залечу.

- Ты же говорил - сначала луной и только потом солнцем!

- Мало ли что я говорил. Не могу я сейчас луны дожидаться. Промоешь - и хватит, - проворчал колдун, но, помолчав, добавил: - Так только меня можно лечить. И себе, и другим - сначала луна, понял?

- Понял, - вздохнул Лешек, - все я про тебя давно понял…

- Да ладно, - улыбнулся колдун.

- Охто, монахи тебе этого никогда не простят. Разве ты не понимаешь?

- Простят не простят, какая разница? Главное, чтобы не помешали.

Крада вспыхнула высоким бездымным огнем, и жар заставил людей отступить назад. Пламя полыхало долго, и когда клубы мутного дыма устремились в небо, колдун показал на него людям:

- Их души полетели навстречу богам. Не плачьте. Они будут ждать вас и встретят, когда настанет ваш час. Так же, как сейчас их встречают прадеды.

Когда огонь сожрал предназначенную ему жертву и опал, скукожился, облизывая белый пепел, колдун велел насыпать над крадой курган, но до конца работы не дотянул - свалился. Лешек оттащил его в тень высокой травы и сам улегся рядом, надеясь не проспать восход луны. О Лытке он успел забыть.

А с отцом Варсонофием им довелось встретиться в следующий раз через десять дней, в Лусском торге, где каждый день случался крестный ход, и костры пылали по рубежам села - из епархии приехал гонец от епископа с предписаниями, как следует бороться с поветрием: какие молитвы читать, какие иконы выносить на крестный ход, в какие часы совершать службу. Одно из предписаний гласило: возжигать костры на границах селений, на таком расстоянии, чтобы огонь не мог перекинуться на постройки.

Колдун фыркал на это:

- Слышали звон… Невежды… Кому нужны их костры?

В Лусском торге он уже не выступал открыто против монахов, а потихоньку ходил по дворам, лечил заболевших крусталем, велел топить печи и бани и не ходить к причастию. Но люди были перепуганы, поэтому слушали всех, кто давал им советы. Они топили печи, парились в банях, выходили на крестный ход, выстаивали многочасовые службы в церкви, исповедовались и причащались. А после отпевания несли своих мертвых в леса, где сжигали их на крадах. Дружина князя им не препятствовала, монахи топали ногами и грозились отлучением от церкви, но «братии» Дамиана явно не хватало, чтобы пресечь языческие погребения.

В довершение загорелся Большой Ржавый мох, и Лусской торг несколько дней тонул в едком дыму торфяного пожара, что не могло не радовать колдуна. Тусклый лунный свет, пробивавшийся сквозь дым, все равно вылечивал горячку.

Невзор в селе не появлялся, но сложил шалаш в лесу, неподалеку, и народ ходил за советами и к нему, что для колдуна оказалось подспорьем. Во всяком случае, хоронили мертвых без его участия, и днем они с Лешеком отсыпались после бессонных ночей.

- Ты играешь с огнем, Охто, - повторял Невзор. - Зачем ты используешь колдовство прямо на глазах у монахов?

- Неправда, я колдовать ухожу в лес, - усмехался колдун.

- Ага. А за тобой идет толпа, большая, чем крестный ход. И о крустале знают все, от мала до велика. Ты не боишься, что монахам захочется его получить?

- Крусталь - вещь богопротивная, монахи должны бояться брать его в руки, - с улыбкой возражал колдун. - И потом, они сами так перепуганы, что перестали обращать внимания на крады. Что уж говорить о крустале. А вообще-то перед таким бедствием, как мор, они могли бы и забыть о наших разногласиях - беда у нас общая, и все мы по мере сил с ней боремся.

- Ну, предположим, ты об этих разногласиях не забываешь… А главное - еще неизвестно, беда это для монахов или нет, - Невзор насупился.

- Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что их радует повальная смерть паствы?

- Они ловят души, Охто. А ты сильно им в этом мешаешь… Сейчас они не тронут тебя - побоятся обезумевшей толпы. Но настанет день, когда они с тобой расправятся.

Как-то ночью колдуна разыскал высокий молчаливый монах, сопровождавший в Дальнем Замошье отца Варсонофия, и жестами попросил пойти за ним. Колдун удивился и нисколько не обрадовался - у него не было времени: луна убывала, и новолуния жители торга ждали с содроганием. Он покачал головой, и монах удалился, понимающе кивая. А через полчаса появился снова, притащив на широкой спине больного иеромонаха, и покорно пристроился в конец очереди. Но тут колдун сжалился над ним и сам подошел к отцу Варсонофию.

Иеромонах был в сознании, но тяжело дышал, его трясла лихорадка, и с кашлем из горла отходила пенистая, ярко-красная мокрота.

- Что, отче, жить хочешь? - спросил колдун, усмехаясь.

Тот ничего не ответил, но на глазах его появились слезы.