Одинокий путник

- Нет, ребята. Не Господь - я вам этого не позволю. Тело отца Нифонта не покинет Дальнего Замошья. И, если отпевать его некому, придется хоронить без отпевания.

- Кто дал тебе право решать?

- Я сам взял себе это право. И не советую вам его оспаривать.

При этих его словах младший снова испуганно осенил себя крестным знамением, а старший посмотрел на него удивленно. Лешек хмыкнул: наверняка младший помнит приютские байки о том, что колдун ворует и ест детей, а при желании может превратить человека в камень.

- А если мы его все же оспорим? - бесстрашно спросил старший.

Колдун поднял брови и терпеливо объяснил:

- Вы погубите себя, братию и жителей тех деревень, мимо которых повезете тело. И не надейтесь на своего бога - он вас не спасет.

Монахи чувствовали себя неуверенно - колдуна в монастыре не причисляли к врагам, он лечил братию, и применить оружие дружники не решались: в вопросах богословия они, несмотря на постриг, были не сильны, никто не отдавал им никакого приказа, а слова колдуна пугали, да и колдун в тот миг казался той самой смертью, которую им пророчил.

Колдун, видя их замешательство, кивнул Лешеку, они подняли носилки с телом и двинулись вперед, оставив дружников размышлять, что требуется делать в подобных случаях. Но как только тропа вывела их на высокий берег реки, на водной глади сразу стала видна лодка и черные фигуры монахов в ней. Они гребли к берегу, завидев скопление людей. Конные дружники закричали и замахали им руками, указывая на колдуна с Лешеком, и лодка взяла немного левей.

- Охто, послушай… - начал Лешек, когда колдун оглянулся и всмотрелся в лодку. - Я думаю, ты напрасно… Не стоит их злить, слышишь? И вообще, мне это напоминает рассказ Невзора о смерти моего деда.

- Напоминает, малыш, напоминает, - ухмыльнулся колдун, - но что ты можешь мне предложить? Бросить все и уйти? Чтобы потом, зимними вечерами, проклинать монахов за их преступления?

- Я не знаю… Но…

- Нет, малыш. Никаких «но» не будет. И я никуда не уйду.

Конные догнали их снова и на этот раз преградили дорогу, не позволяя добраться до крады и людей.

- Постойте! - велел старший. - Подождите отца Варсонофия. Я думаю, он лучше нас разберется, как нужно хоронить отца Нифонта.

Колдун вздохнул и остановился, сделав Лешеку знак опустить носилки на землю. Лодка причалила к берегу, и Лешек действительно увидел отца Варсонофия - крикливого, желчного иеромонаха, который любил пугать приютских мальчиков геенной огненной и более всего раздражался, когда слышал смех или шумную возню. Он нисколько не изменился за эти годы, как будто время для него остановилось, - не старый, не молодой, худощавый, узкоплечий, с брюшком, выступавшим далеко вперед, с обвислыми щеками и брюзгливо изогнутым ртом. Вместе с ним из лодки на берег выбрался молодой высокий монах, которого Лешек не знал, и трое дружников Дамиана: в кольчугах под рясами, с топорами и в шлемах поверх клобуков. Высокий монах помогал отцу Варсонофию подниматься на крутой берег, а дружники обогнали их и присоединились к своим конным товарищам, угрожающе глядя на колдуна.

Иеромонах запыхался и, поднявшись, долго не мог ничего сказать, шумно хватая ртом воздух и указуя перстом на тело отца Нифонта. Колдун оставался спокойным, без тени насмешки ожидая, когда Варсонофий заговорит. Лешек же поспешил спрятаться колдуну за спину, хотя иеромонах вряд ли узнал бы в нем какого-то приютского мальчишку.

- Куда? - выдохнул наконец отец Варсонофий.

- Туда, - ответил колдун и махнул рукой в сторону крады.

- По какому праву? - отец Варсонофий так возмутился, что голос его чуть не сорвался на визг.

- Тело отца Нифонта не покинет Дальнего Замошья, - уверенно сказал колдун и вскинул глаза.

- Ты… ты что себе позволяешь?! - снова задохнулся иеромонах. - Ты, проклятый язычник, как ты смеешь прикасаться к телу иерея! Ты ежечасно должен благодарить своих поганых богов за то, что еще жив! Убирайся прочь, пока я не велел утопить тебя в реке, как щенка!

- Я сказал, тело отца Нифонта не покинет Дальнего Замошья, - повторил колдун угрожающе, глаза его блеснули, а рот на мгновенье оскалился.

Отец Варсонофий отступил на шаг и перекрестился:

- Сатана! Сам Сатана говорит твоими устами! Я вижу его лик!

- Моими устами говорит здравый смысл, - скривился колдун, - который вам, монахам, почему-то отказывает. Это тело источает яд, и этот яд должен сгореть в огне.

- Что? - взвизгнул иеромонах. - Так это крада! Я так и знал, это крада! Тело инока - на поганый костер? Сжигать православных христиан на потеху идолопоклоннику? Вяжите проклятого язычника! Он смущает народ!

Дружники только и ждали приказа, чтобы вскинуть топоры, но колдун выхватил из ножен меч и отступил на шаг, прикрывая собой Лешека.

- Уберите оружие, - велел он тихо, - сейчас не время выяснять, чьи боги лучше.

Колдун был так уверен в себе, что дружники заколебались.

- Вяжите его! - вскрикнул Варсонофий. - Он хочет надругаться над нашей верой! Я не удивлюсь, если он сам наслал мор на деревню, нарочно, чтобы смущать неокрепшие в вере души поселян!