Одинокий волк

Женщина сказала по телефону, что сейчас она почти не занимается юриспруденцией, потому что нашла себе новую профессию: сейчас она медиум почивших в бозе животных. Она поняла, что обладает этим даром, всего пять лет назад, когда среди ночи во сне к ней явился дух умершего лабрадора ее соседей и стал лаять. Разумеется, горел соседский дом. Если бы Циркония не забила тревогу, произошло бы непоправимое.

Я вхожу в дом и чувствую запах ладана. На окне с двадцатью пятью ромбиками – оконными стеклами – стоят баночки из-под желе, наполненные жидкостью, похожей на воду с растворенным в ней пищевым красителем. В результате получается нечто среднее между радугой и аптекарским шкафом из «Ромео и Джульетты», каким он рисовался мне, когда я в десятом классе читала это произведение. В дверном проеме висит занавеска из стекляруса, но я остановилась под таким углом, что вижу Цирконию, сидящую с клиенткой за столом, задрапированным пурпурными кружевами и усыпанным вереском. У Цирконии длинные седые волосы и татуировка душистого горошка, который обвивает ее шею и исчезает за воротом. На ней меховая жилетка – похоже, из шерсти одной из прогуливающихся по двору лам. В руках у женщины – веревочная игрушка для животных.

– Нибблз хочет, чтобы вы знали: она не хотела испачкать персидский ковер, – говорит Циркония. Ее глаза закрыты, тело едва заметно раскачивается. – Сейчас она рядом с вашей бабушкой Джейн…

– Джун? – уточняет клиентка.

– Да. Иногда трудно понять диалект, на котором лают…

– Вы можете рассказать ей, как нам ее не хватает? Каждый день.

Циркония поджимает губы.

– Она вам не верит. Подождите, мне идет имя. – Циркония открывает глаза. – Она говорит о суке по имени Хуанита.

– Хуанита – это наш щенок чихуахуа, – вздыхает клиентка. – Наверное, формально говоря, она сука, но никогда не заменит Нибблз. Ни одна другая собака ее не заменит.

Циркония прижимает руку к виску и скашивает глаза.

– Нибблз ушла, – говорит она и кладет игрушку на стол.

Сидящая напротив женщина приходит в возбуждение:

– Но вы должны ей сказать! Передайте, что мы ее любим!

– Можете мне поверить, – Циркония прикасается к руке клиентки, – она знает. – Медиум резко встает и через занавеску замечает в прихожей меня. – Триста долларов, – объявляет она. – Беру и чеками.

Когда Циркония провожает клиентку в прихожую и помогает ей надеть пальто, я замечаю у нее под черной юбкой ярко-розовые колготки.

– Ты, наверное, Кара, – говорит она. – Входи. – Она обнимает клиентку на прощание. – Если Нибблз вернется во время других сеансов, я вам позвоню.

Стеклярус поет, когда я прохожу сквозь занавеску.

– Ну, – спрашивает Циркония, – как нашла дорогу?

Я сажусь.

– Мама привезла. Она на улице с моими сводными братом и сестрой.

– А она не хочет зайти? Я могла бы угостить ее чаем. Погадать на заварке.

– Уверена, ей на улице удобнее, – отвечаю я.

Циркония исчезает за еще одной занавеской из стекляруса и возвращается с двумя дымящимися чашками. Их содержимое напоминает воду с листочками табака на дне.

– Спасибо, что согласились представлять меня в суде, мисс Нотч.

– Циркония. Или лучше Ци. – Она пожимает плечами. – Я родилась в шатре во Франконии-Нотч. Родители подумывали назвать меня Бриллиантом, из-за его крепости и красоты, но побоялись, что это будет звучать как имя хозяйки борделя на Диком Западе, поэтому выбрали ничуть не уступающее.

Кот, которого я приняла за статуэтку на каминной полке, неожиданно мяукает, прыгает на середину стола и запутывается когтями в кружевах. Циркония рассеянно освобождает его, продолжая говорить:

– Вижу, ты удивилась, почему Дэнни Бойл порекомендовал меня, учитывая, что я берусь только за выигрышные дела. Признаюсь тебе: я никогда не думала, что стану адвокатом. Я хотела бороться с системой. Но потом поняла, что достигну большего, если буду бороться с системой изнутри. Ты слышишь меня?

Ее манера говорить напоминала манеру человека, выкурившего немало «травки» в далекие шестидесятые.

– Отчетливо, – отвечаю я, но продолжаю задаваться вопросом: о чем, черт побери, думал Дэнни Бойл?

– Оказывается, у меня дар обвинителя. Хочется думать, это потому, что мои чакры очищены, и скажу прямо: в конторе окружного прокурора нет ни одного человека, который мог бы похвалиться тем же самым. У меня обвинительных приговоров больше, чем у самого Дэнни Бойла.

– Почему вы тогда не прокурор?

Она гладит кота и спускает его на пол. Он убегает за хрустальную занавеску.

– Потому что однажды я проснулась и засомневалась в профессии, в которой по определению невозможно добиться успеха. Я хочу сказать: как долго мне пришлось бы заниматься юридической практикой, чтобы достигнуть вершины?

Я смеюсь и делаю глоток чая. К моему удивлению, вкус отменный.

– Многие люди скажут вам, что медиум для животных – это шарлатан. Может, я бы и сама так сказала до своего первого контакта с потусторонним миром. – Она пожимает плечами. – Кто я такая, чтобы подвергать сомнению дар, который закрывает прения во многих скорбящих семьях? Буду с тобой честна: это божий дар и это проклятие.