Одинокий. Злой. Мой (СИ)

И если насчет той, что была во флаконе, у меня не было опасений, то как подействует состав, смешанный со спиртом и сливовым компотом, я не имела ни малейшего понятия.

— Надеюсь, это не стало ядом, — пробормотала я, пытаясь влить еще немного в Серпа, хоть большую часть и пролила на его лицо и рубашку.

Через какое-то время мужчина затих.

Я проверила пульс: жив.

— Платон… — тихо позвала, осторожно погладив его по волосам.

«Пожалуйста, пусть он очнется… — мысленно взмолилась я, но тут же сама себя поправила, сделав ударение на местоимении: — Пусть ОН очнется».

Через некоторое время веки мужчины дрогнули. Он закашлялся будто только что вытащенный из воды. Начал часто моргать, потирая глаза. Потом сплюнул, скривившись.

— Ненавижу сливовый компот…

— Платон! — Я кинулась ему на шею, обнимая, прижимая к себе.

— Мари? — Он будто только меня заметил. — Это ты?

— А это ты… — Я уже не могла остановить слезы, льющиеся у меня из глаз. Мы смогли, мы сделали это…

***

Платон не сразу понял, где он находится, перед глазами всё плыло. Во рту почему-то был вкус сливового компота. Какие-то игры Альбеску?

Он сплюнул и пробормотал:

— Ненавижу сливовый компот…

Его сразу заключили в объятия, правда, запах парфюма у этих объятий был как у Александра Анатольевича. Но макушка рыжая.

— Мари? — осторожно спросил он, по-прежнему пытаясь проморгаться. — Это ты?

Что она делает рядом с ним? Что случилось? Вампир нарушил обещание и снова забрал ее?

Зрение постепенно возвращалось. Они двое сидели… в гостиной в поместье? Он повернулся: в зеркале на стене отражались две фигуры на полу. Марьяна и он в своем настоящем теле.

— А это ты… — всхлипывая, ответила Мари. Она смотрела на него своими зелеными глазами, будто бы проверяя, на месте ли каждая черточка, каждая его мельчайшая деталь.

— Я это ты, ты это я, — нараспев протянул знакомый до боли голос. Над ними обоими нависал отец.

Платон вскочил на ноги, хватая первое, что подвернулось под руку — кухонный нож, валявшийся на полу.

— Платон, что ты делаешь?!

Мари испуганно отпрянула от него в сторону Серпа.

— Ты… его не видишь? — кивнул ей мужчина.

— Тут только мы вдвоем. О чем ты? У тебя опять галлюцинации? — забеспокоилась девушка.

— Как… как я здесь оказался?

Внутри царил полный раздрай. А вдруг это какой-то подвох? Гипноз вампира, который заставил его поверить, что все хорошо, что он дома, рядом Мари…

— Да, меня тоже очень волнует, как ты здесь оказался, — ядовито процедил Серп. — Чем эта маленькая дрянь меня опоила?!

— Кровь лунной ведьмы. Представляешь, оказалось, что моя мать жива, — торопливо начала рассказывать Мари. — У Виктора был список ингредиентов к ритуалу, которые ты доставал через него, и моя мать согласилась помочь сварить антидот…

Она протянула к нему руку, словно желала, но боялась коснуться.

— Виктор? Что еще за Виктор? Кому эта ведьма разболтала мой секрет?!

— Я так боялась, что не сработает, ведь полного описания ритуала у нас не было. Но ты тут, со мной. У нас получилось!

— Хм… — Серп потер подбородок. — Это не так страшно, нашу связь не разорвать каким-то там зельем, я все равно заполучу твое тело.

Отец прищурился, а затем кинулся на него.

Перед глазами вновь всё начало плыть. Казалось, разум охватил огонь.

— Платон, Платон…

Он снова не удержался на ногах, рухнул на пол, перевернув злосчастный журнальный столик.

Нужно было изгнать отца, пока он не вымотал его настолько, чтобы целиком захватить тело, чтобы снова одержать верх. И… кажется, он знал, что должен сделать.

— Тебе нужно уйти.

— Нет, я никуда не уйду, я не оставлю тебя, больше не оставлю... — шептала девушка, пытаясь помочь ему встать.

— Нет, Мари. Послушай меня. Отец никуда не ушел. Он здесь. Я его чувствую. Он все еще внутри меня и пытается взять контроль над телом.

Она прижала ладонь к лицу, пытаясь удержать вскрик.

— Но… ведь антидот сработал, — обреченно проговорила она, не желая верить в поражение, когда победа была так близка.

— Сработал, Мари, ты умница. Но мне нужно кое-что сделать. Разорвать связь окончательно. Ты мне веришь?

— Конечно, я тебе верю, но как ты собираешься это сделать?

— Я откажусь от своей сущности. Перестану быть орком. Разорву связь с родом.

До тех пор, пока он только думал об этом, пока мысли не были облечены в слова, это не было таким реальным. Но произнесенное обрело вес и форму.

Он что, действительно это сделает? Откажется от себя?

Одного взгляда во встревоженные зеленые глаза хватило, чтобы ответ пришел вместе с холодной уверенностью. Сделает.

Ради Мари, ради братьев, ради мамы.

Ради всех тех, чью жизнь может разрушить Серп, обрети он свободу, обрети он новое тело. Нельзя допускать даже тени этой возможности. Надо рубить без жалости.

И если счастье дорогих ему людей зависит от такой малости, как его способность превращаться в огромного зеленого монстра, то ну ее, эту способность.

Он с радостью принесет ее в жертву. Она его — не определяет.

Ведь мама любит его любым, ведь братья, несмотря на всё то, что он творил в прошлом году, всё ещё пытаются наладить с ним контакт. Ведь Мари, рискуя своей жизнью, пришла сюда спасти его, Платона.