Тогда, в сорок первом, гораздо громче прозвучали слова сына Черчилля о том, что идеальным исходом германосоветской кампании был бы такой: чтобы последний немец, убив последнего русского, растянулся с ним рядом. Все понимали, что официальное положение папаши не позволяло ему самому сказать это вслух, вот он и прибег к помощи сынка. Открыто злорадствовали «непримиримые» из эмигрантов. Пусть сгорит вся Россия, лишь бы сгорели большевики! Говорилось это в открытую, с вызовом, встречало понимание. Россия давно уже в английском языке стала синонимом коммунизма. Усмехались германофилы, действительно открыто действовавшие в Америке (прав, тысячу раз прав был посол Уманский). На всех радио-диапазонах грохотал ликующий Берлин. Нейтралы бесстрастно констатировали успехи вермахта, правда, несколько отставшие от первоначального графика. Давно примеченный Яхонтовым швед Рагнар Стром спокойно рассуждал у микрофона:
— Адольф Гитлер обещал взять Москву до холодов. Но что такое холода? Солдаты уже мерзнут, но это еще не русская зима. Может быть, мерзнут просто с непривычки к ветрам, дующим из азиатских степей. Ведь степи эти так близки. Правда, на пути к степям еще Москва. Небольшая географически, она очень велика политически. Из авторитетных источников мне известно, что доктор Геббельс на совещании руководящих работников министерства пропаганды сказал: мы подорвали веру русских в коммунизм, а остальное доделает наша доблестная армия. Падение Москвы, без сомнения, нанесет вере в коммунизм страшный, возможно, смертельный удар. В Берлине говорят, что это дело ближайших педель. У меня нет оснований не верить этому, глядя на карту. Но рядом с картой у меня висит и календарь. По календарю вся русская кампания уже должна быть закончена.
В те дни Яхонтова охватывало отчаяние, и он с ужасом ожидал падения Москвы и гибели государства. Но в эти же самые дни он гремел на лекторских эстрадах и говорил о неизбежности победы. Сам того не зная, он инстинктивно действовал так, как действовали многие в те дни на фронте и в тылу. Пусть я отчаялся, но я не подам виду, пусть хоть у соседа слева и соседа справа сохранится вера в победу. И в голову не приходило тому воину, что, может быть, сосед слева и сосед справа испытывают точно такие же чувства. А в результате всей логики и побеждали. Так же воевал и Яхонтов на своем «участке фронта».
С первых дней Отечественной войны в США начали образовываться общества помощи Советскому Союзу. Активное участие принял в этом деле и Яхонтов, но вскоре понял, что здесь обойдутся и без него. Русские американцы, в том числе и из белоэмигрантов, развернули большую работу. Вот где проявилось отношение к Родине! Давал концерт в фонд помощи Родине великий Рахманинов. Выступали русские музыканты, певцы, дирижеры, ученые. Князь Путятин организовал несколько комитетов помощи Родине, сотрудничал с Федором Плотниковым, Ярославом Бойчуком, многими другими эмигрантами «из простонародья». Война провела иные грани, и по одну сторону баррикад оказались иные князья с иными «простолюдинами», а по другую — казалось бы, такие же, да оказалось, что не такие американские русские. Советско-германский фронт прошел через сердца. Так говорил друг Яхонтова журналист Давид Захарович Крынкин.
— Виктор Александрович, — убеждал он Яхонтова, — не тратьте силы на то, что могут сделать другие. Анна Торн, Казущик или Карпентер не хуже вас сосчитают собранные доллары. Зачем вам расходовать время на поиски зала для митинга? Этим займется любой другой. Ваше оружие — слово.
Давид Захарович говорил то же, что и посол Уманский. И они были правы. Лекторский профессионализм необычайно нужен был в их деле. А Яхонтов был профессионалом высокого класса. В самые тяжелые дни он выходил на авансцену — элегантно одетый, излучающий оптимизм, уверенность, силу. Как всегда, он говорил без микрофона — и в шестьдесят лет у него был сильный красивый голос, очень четкая дикция.
— Вчера в Филадельфии, — начинал он будто бы вовсе и не о германо-советском фронте, — вчера в Филадельфии «черная молния» Джо Луис проигрывал противнику двенадцать раундов. В тринадцатом он его нокаутировал. Так вот победит и Красная Армия, как бы ей ни было сейчас тяжело.
Американцы хорошо схватывали спортивные аналогии, говорить им о сожженных деревнях тогда, в сорок первом, было бесполезно. Они просто не понимали, о чем идет речь.