Одиссея капитана Блада

трюма не выполз Каузак, щурясь и морщась от яркого солнечного света.Бретонец морщился, конечно, не только от солнца. И те, кто выползалвслед за ним – а это были остатки его команды, – последними словами ругалиКаузака за малодушие, заставившее их пережить позор, который заключался втом, что их спасли те самые люди, кого они предательски бросили и обрекли нагибель.Три дня назад "Санто Ниньо" потопил шлюп, подаренный им великодушнымБладом. Каузак едва спасся от виселицы, но, должно быть, лишь только длятого, чтобы на долгие годы стать посмешищем "берегового братства".И долго потом на острове Тортуга его издевательски расспрашивали:"Куда же ты девал свое маракайбское золото? "Глава XVIII. "МИЛАГРОСА"Дело в Маракайбо должно считаться шедевром корсарской карьеры капитанаБлада. Хотя в любом из многих его боев, с любовной тщательностью описанныхДжереми Питтом, легко сразу же обнаружить проявления военного таланта ПитераБлада, однако ярче всего этот талант тактика и стратега проявился в боях приМаракайбо, завершившихся победоносным спасением из капкана, расставленногодоном Мигелем де Эспиноса.Блад и до этого пользовался большой известностью, но ее нельзя былосравнить с огромной славой, приобретенной им после этих сражений. Это быласлава, какой не знал ни один корсар, включая даже и знаменитого Моргана.В Тортуге, где Блад провел несколько месяцев, оснащая заново корабли,захваченные им из эскадры, готовившейся его уничтожить, он стал объектомпоклонения буйного "берегового братства". Множество пиратов добивалисьвысокой чести служить под командованием Блада. Это дало ему редкую

возможность разборчиво подбирать экипажи для новых кораблей своей эскадры,

и, когда он отправился в следующий поход, под его началом находились пятьпрекрасно оснащенных кораблей и более тысячи корсаров. Это была не простослава, но и сила. Три захваченных испанских судна он, с некоторымакадемическим юмором, переименовал в "Клото", "Лахезис" и "Атропос" note 64,будто для того, чтобы сделать свои корабли вершителями судеб тех испанцев,которые в будущем могли встретиться Бладу на морях.В Европе известие об этой эскадре, пришедшее вслед за сообщением оразгроме испанского адмирала под Маракайбо, вызвало сенсацию. Испания иАнглия были обеспокоены, хотя у этого беспокойства были разные основания, иесли вы потрудитесь перелистать дипломатическую переписку того времени,посвященную этому вопросу, то увидите, что она окажется довольно объемистой

и не всегда корректной.А между тем дон Мигель де Эспиноса совершенно обезумел. Опала,

явившаяся следствием поражений, нанесенных ему капитаном Бладом, чуть не

свела с ума испанского адмирала. Рассуждая беспристрастно, нельзя непосочувствовать дону Мигелю. Ненависть стала ежедневной пищей этогонесчастного, а жажда мщения глодала его, как червь. Словно одержимый,метался он по волнам Карибского моря в поисках своего врага и, не находяего, нападал на все английские и французские корабли, встречавшиеся на егопути, чтобы как-то удовлетворить эту жажду мести.Говоря попросту, прославленный флотоводец и один из наиболее знатныхграндов Испании потерял голову и, гоняясь за пиратскими кораблями, сам, всвою очередь, стал пиратом. Королевский совет мог, разумеется, осудитьадмирала за его корсарские занятия. Но что это значило для человека, которыйуже давно был осужден без всякой надежды на прощение? А вот если бы емуудалось схватить и повесить капитана Блада, то Испания, быть может, болееснисходительно отнеслась бы к тому, что сейчас делал ее адмирал, и к тому,

что он натворил прежде, потеряв несколько превосходных кораблей и упустив из

своих рук знаменитого корсара.И, не учитывая того обстоятельства, что капитан Блад располагал сейчасподавляющим превосходством, испанец настойчиво искал дерзкого пирата нанепроторенных просторах морей. Однако целый год поиски были тщетными.Наконец ему все же удалось встретиться с Бладом, но при очень странныхобстоятельствах.15 сентября 1688 года три корабля бороздили воды Карибского моря.Первым из них был одинокий флагманский корабль "Арабелла". Ураган,разразившийся в районе Малых Антильских островов, оторвал капитана Блада отего эскадры. Порывистый юго-восточный бриз этого душного периода года нес"Арабеллу" к Наветренному проливу; Блад спешил к острову Тортуга –единственному месту встречи мореплавателей, потерявших друг друга.Вторым кораблем был огромный испанский галион "Милагроса", на бортукоторого плавал мстительный дон Мигель. Вспомогательный фрегат "Гидальго"скрывался в засаде у юго-западных берегов острова Гаити.Третьим, и последним из кораблей, которые нас сейчас интересуют, был

английский военный корабль, стоявший в упомянутый мною день на якоре во

французском порту Сен-Никола, на северо-западном берегу Гаити. Он следовализ Плимута на Ямайку и вез очень важного пассажира – лорда Джулиана Уэйда.Лорд Сэндерленд, родственник лорда Уэйда, дал ему довольно ответственное и

деликатное поручение, прямо вытекающее из неприятностей переписки междуАнглией и Испанией.Французское правительство, так же как и английское, было весьмараздражено действиями корсаров, ухудшавшими и без того натянутые отношения сИспанией. Тщетно пытаясь положить конец их операциям, правительстватребовали от губернаторов своих колоний максимальной суровости к пиратам.Однако губернаторы, подобно губернатору Тортуги, наживались на своих тайныхсделках с корсарами или же, подобно губернатору французской части Гаити,полагали, что пиратов следует не истреблять, а поощрять, так как они играютроль сдерживающей силы против мощи и алчности Испании. Поэтому губернаторы,

не сговариваясь друг с другом, опасались применять какие-либо решительные

меры, которые могли бы заставить корсаров перенести свою деятельность вновые районы.Министр иностранных дел Англии лорд Сэндерленд, стремясь быстреевыполнить настойчивое требование короля Якова во что бы то ни сталоумиротворить Испанию, посол которой неоднократно изъявлял крайнеенедовольство своего правительства, назначил губернатором Ямайки решительногочеловека. Этим решительным человеком был самый влиятельный плантаторБарбадоса – полковник Бишоп.Полковник принял назначение на пост губернатора с особым рвением,которое объяснялось тем, что он жаждал поскорее свести личные счеты сПитером Бладом.

Оставив свои плантации, явившиеся источником его огромных богатств,

Бишоп сразу же после прибытия на Ямайку дал почувствовать корсарам, что онне намерен с ними якшаться. Многим из них пришлось туговато. Лишь одинкорсар, бывший раб бывшего плантатора, не давался в руки Бишопа и всегдаускользал от него. Бесстрашно он продолжал тревожить испанцев на воде и насуше. Его смелые набеги и налеты никак не улучшали натянутых отношений междуАнглией и Испанией, а это было особенно нежелательно в те годы, когда мир вЕвропе сохранялся с таким трудом.Доведенный до бешенства не только день ото дня копившимся в немраздражением, но и бесконечными выговорами из Лондона за неумение справитьсяс капитаном Бладом, полковник Бишоп начал всерьез подумывать о захватесвоего противника непосредственно на Тортуге. К счастью для себя, онотказался от этой безумной затеи: его остановили не только мощные природные

укрепления острова, но и важные соображения о том, что затея очистить

Тортугу от корсаров может быть расценена Францией как разбойничий налет и

тяжкое оскорбление дружественного государства. И все же полковнику Бишопуказалось, что если не принять каких-то решительных мер, то тогда вообщеничего не изменится. Эти мысли он и выложил в письме министру иностранныхдел.Это письмо, по существу правильно излагавшее истинное положение дел,привело лорда Сэндерленда в отчаяние. Он понимал, что такую неприятнуюпроблему немыслимо решить обычными средствами и что в таком деле необойдешься без применения средств чрезвычайных. Он вспомнил о Моргане,который при Карле II был привлечен на королевскую службу, и подумал, чтотакой же метод лестного для пирата решения вопроса мог бы оказаться полезными по отношению к капитану Бладу. Его светлость учел, что противозаконнуюдеятельность Блада вполне можно объяснить не его врожденными дурными

наклонностями, а лишь абсолютной необходимостью, что он был вынужден

заняться корсарством лишь в силу обстоятельств, связанных с его появлениемна Барбадосе, и что сейчас Блад может обрадоваться, получив возможностьотказаться от небезопасного занятия.Действуя в соответствии с этим выводом, Сэндерленд и послал на островЯмайку своего родственника лорда Джулиана Уэйда, снабдив его несколькими доконца заполненными, за исключением фамилий, офицерскими патентами. Министрдал ему четкие указания, какой линии поведения он должен придерживаться, новместе с тем предоставил полную свободу действий при выполнении этихуказаний. Прожженный интриган и хитрый политик, Сэндерленд посоветовалсвоему родственнику, в случае, если Блад окажется несговорчивым или Уэйд по

какимлибо причинам сочтет нецелесообразным брать его на королевскую службу,

заняться его офицерами и, соблазнив их, настолько ослабить Блада, чтобы онстал легкой жертвой полковника Бишопа."Ройял Мэри", корабль, на котором путешествовал этот сноснообразованный, слегка распущенный и безукоризненно элегантный посол лордаСэндерленда, благополучно добрался до Сен-Никола – своей последней стоянкиперед Ямайкой. Еще в Лондоне было решено, что лорд Джулиан явится сначала кгубернатору в Порт-Ройял, а оттуда уже отправится для свидания спрославленным пиратом на Тортугу. Но еще до знакомства с губернатором лордуДжулиану посчастливилось познакомиться с его племянницей, гостившей вСен-Никола у своих родственников, пережидая здесь совершенно нестерпимую вэтот период года жару на Ямайке. Пробыв здесь несколько месяцев, она

возвращалась домой, и просьба предоставить ей место на борту "Ройял Мэри"

была сразу же удовлетворена.

Лорд Джулиан обрадовался ее появлению на корабле. До сих порпутешествие было просто очень интересным, а сейчас приобретало даженекоторую пикантность. Дело в том, что его светлость принадлежал к темгалантным кавалерам, для которых существование, не украшенное присутствиемженщины, было просто жалким и бессмысленным прозябанием.Мисс Арабелла Бишоп, прямая, искренняя, без малейшего жеманства и спочти мальчишеской свободой движений, конечно, не была той девушкой, накоторой в лондонском свете остановились бы глаза разборчивого лорда Уэйда,молодого человека лет двадцати восьми, выше среднего роста, но казавшегосяболее высоким из-за своей худощавости. Длинное, бледное лицо его светлости счувственным ртом и тонкими чертами, обрамленное локонами золотистого парика,

и светло-голубые глаза придавали ему какое-то мечтательное или, точнее,

меланхолическое выражение. Его изощренный и тщательно тренированный в такихвопросах вкус направлял его внимание к иным девушкам – томным, беспомощным,но женственным. Очарование мисс Бишоп было бесспорным. Однако оценить егомог только человек с добрым сердцем и острым умом, а лорд Джулиан хотясовсем не был мужланом, но вместе с тем и не обладал должной деликатностью.Говоря так, я вовсе не хочу, чтобы все это было понято, как какой-то намек,компрометирующий его светлость.Но как бы там ни было, Арабелла Бишоп была молодой, интересной женщинойиз очень хорошей семьи, и на той географической широте, на которой оказалсясейчас лорд Джулиан, это явление уже само по себе представляло редкость. Онже, со своей стороны, с его титулом и положением, любезностью и манерамиопытного придворного, был представителем того огромного мира, который

Арабелле, проведшей большую часть своей жизни на Антильских островах, был

известен лишь понаслышке. Следует ли удивляться тому, что они почувствоваливзаимный интерес еще до того, как "Ройял Мэри" вышла из Сен-Никола. Каждыйиз них мог рассказать много такого, чего не знал другой. Он мог усладить еевоображение занимательными историями о Сент-Джеймском дворе, во многих изних отводя себе героическую или хотя бы достаточно приметную роль. Она жемогла обогатить его ум важными сведениями о Новом свете, куда он приехалвпервые.Еще до того как Сен-Никола скрылся из виду, они уже стали добрымидрузьями, и его светлость, внося поправки в свое первое впечатление о ней,ощутил очарование прямого и непосредственного чувства товарищества,заставлявшего ее относиться к каждому мужчине, как к брату. И можно лиудивляться, зная, насколько голова лорда Уэйда была занята делами егомиссии, что он как-то заговорил с ней о капитане Бладе!